Марка среды

Взрывоопасное "мы наш, мы новый мир построим" всегда сочеталась у нас с константой "жил, жив и будет жить", так что любой объект, принимает окружающую среду не иначе как в штыки, предпочитая адаптации "зачистку". Даже идея поговорить на Арх-Москве о городской среде официально принадлежит не нам, а голландцу Барту Голдхоорну. А те немногие точки Арх-Москвы, которые мне удалось посетить, обнаружили высокий коэффициент сопротивляемости среды, будто она существует не благодаря и вокруг, а вопреки и около.

Гвоздь экскурсионной программы  Арх-Москвы    – "золотая миля" Остоженки, сплошь уставленная модными архитектурными манифестами. Но вот что поражает: образец современной жилой среды подобен памперсу, где "поразительные сухость и комфорт" сочетаются с непроходимой замкнутостью. Хозяева элитного жилья – олигархи, чиновники, губернаторы – не только не живут здесь, но и не видят друг друга, что называется, в упор.  Знаменитые когда-то проходные дворы обнесены заборами и стенами, а молчаливый диалог шедеврального стекла, меди и редкого камня напоминает помпезное кладбище.  Оживляет картину только наш галдеж: обсуждаем рассказ местной жительницы.

В одном из дворов, под общим названием "дом 11" жил Сергей Аверинцев, который в детстве слишком много читал, а, завидев даму, до странности низко кланялся.  А еще здесь жил старик с палкой, "стучавший" на жильцов в "органы". При виде его соседи боязливо умолкали. Всей улицей, бывало, выстаивали длинную очередь за вином. Казалось -  очередь бесконечна, злой старик - черт, а Аверинцев – ангел. Простодушная Остоженка обернулась сказкой. А вдруг из этого негатива и отпечаталась "золотая миля"?  Прежде улица вела к виртуальному Дворцу Советов, а нынче уткнулась в антипода -  "Лужка-Спасителя".

Не странно ли, что среди  стендов второго этажа ЦДХ, где располагаются архитектурные студии, всего лишь один вплотную занят городской средой? Скромный паренек из студии "Генеральный план" поделился: из 75 студентов его курса только двое работают с планировкой, все остальные  ушли "в объем".

- Трудно дается среда?

- Еще как! Я работал над планом усадебного комплекса и парка Останкино. Там развернулась настоящая война между неприкосновенными дорожками регулярного парка и "народными тропами" местных жителей. Да плюс еще  старые деревья, которые нельзя рубить.

- А как же столичный генплан?

- Он есть и  расписан до 2025 года, но кто  ж его выполняет? Город ничего не уступает усадьбе, а какой-нибудь дом  плевать хотел на город, ну и так далее…

Рядом  с "Генпланом"  - инсталляция: толстая железная личинка ест конфеты. Смеемся: "среда заедает".

Городская среда – кураторская идея фестиваля, и сам он, по иронии судьбы, занимает на "Арх-Москве" периферийное, а, следовательно, средовое место антипода.   В центре же, там где сидит стоический паренек – коммерческая ярмарка, чуждая среда, где  правят одни и те же раскрученные возводители крутизны, "отделочники" и "осветители". По понятным причинам сюда же  затесались и садовники -  "ландшафтный дизайн".

Что же предлагает фестиваль? – почти то же, что и Остоженка: уравниловку и нищету быта.  Страсть к "коробкам" -  первое, что бросается в глаза в проекте "Арх-каталог". Подобно сорнякам, они разрастаются в спальных районах и на пустырях. Коробка – излюбленная тема реконструкции послевоенных промзон. Но стоит городу "закудрявиться" началом прошлого или позапрошлого века, как квадратный колпак начинает напоминать гроб, а архитектор из простого работяги превращается в убийцу. И уже все равно, соблюдается или не соблюдается масштаб или генплан – смотреть все равно не на что. Аплодировать хочется лишь проекту  Бернаскони:  Петр Церетели, заделанный в прозрачный короб, конвертирует тонны бронзы в кубометры стекла.   

Новорусскую реакцию на  "коробку" и "общагу"  и можно наблюдать в районе золотой мили, где соседствуют  медно-купоросный "хай-энд" и лужковское "крем-брюле", - один суперэлитарный, другой – абсолютно безвкусный.

Другая крайность нашего средового подхода– эскапизм на лоне природы. Будто сговорившись, архитекторы представили несколько загородных проектов, уподобляющих постройки и планы груде разбросанных по полянке неровных камушков.  Москва на камнях Эрнста-Ульриха Тильманса, поселок "Красная поляна" - макет группы "Меганом", сделанный из воска, и, наконец, не помню уже, чей поселок для ветеранов Газпрома с лозунгом  "Жизнь после жизни". Союз Рая и Газпрома дает фору даже Церетели в кубе.

Что ж, дикая природа действительно – зона "роздыха" для архитекторов. И если официальному победителю конкурса "Золотое сечение 2007" - разноцветному жилому цилиндру судии Сергея Киселева -  пришлось-таки   отбросить длинную и вредную тень на соседские окна, то неофициальная любимица того же конкурса –  татлинская голубятня В. Могунова в поселке Малаховка не мешает никому. Самому конкурсу на антресолях ЦДХ тесно: из 120 номинантов здесь уместился едва десяток победителей. Зато рядом зазывает в байкальские степи июльский конкурс "Шаман-город", где можно освободиться не только от города, но и от дома, поставив в поле одну харизматическую лестницу или дверь. Выставочное пространство – тоже повод поразмыслить.

Среда – понятие сложное, отнюдь не только архитектурное. Особенно сегодня модно реконструировать промзоны –  им Арх-Москва посвятила целый экскурсионный сериал и большой круглый стол. Однако, среда и здесь дает сбои: через несколько месяцев из-за  плохой экологии снесут самый первый и наиболее успешный "кластер" - Artplay: зачистка бывшего здания "Красной Розы" все еще кажется выгоднее чистки. Зато из окон шоколадного "Красного Октября" на кремль скоро будут глядеть элитные жильцы. С глаз долой исчезнет еще одна кремлевская панорама: посторонним вход воспрещен. А пока на  "Красном Октябре"  обосновались два восточных народца. Один владеет диковинным клубом, похожим на пещеру Алладина в черепе слона, другой ишачит на стройке. С русским у обоих неважно, но толмач-в милицейской форме устраивает всех. Вакуум – тоже среда.

И все-таки "вопреки и около" на Арх-Москве произрастает то, зачем мы сюда приходим. Есть Гаэтано Пеше, автор стульев  и светильников "с человеческим лицом" и его коллега Марио Нанни, намеренно скрывающий источник света, и тем создающий для объекта среду. Есть храбрецы, способные укротить самый несговорчивый городской контекст: мастерские Асадова, Бовыкина, Трофимовых, бюро "Остоженка",  группа Za Bor…и даже целый отважный город  – Нижний Новгород. Есть Чино Дзуки, воздвигающий на пути праздного зеваки живописные декорации и уже по ним рисующий городские планы.  На своей лекции он продемонстрировал три подхода к среде: с опорой на постройки ( средневековый), с опорой на дороги и инфраструктуру ( Корбюзье и компания) и с опорой на взгляд двигающегося пешехода. К последнему принадлежит он сам.

Есть опыт почитания старины и яркого новаторства (проекты Амстердама. Лондона и Гамбурга экспонируются в Artplay). Есть, наконец, целый международный арх-десант, призванный превратить полуразрушенную старую Казань в новую Барселону – на выставку проведет уже упомянутый милиционер. Рискуя свернуть шею, можно спуститься в полутемный подвал ЦДХ и увидеть астральные контуры столиц, пронизывающие изысканный центр и простодушные пригороды (фото-проект "Геометрия города"). Из люминисцирующего осветительного рая на третьем этаже можно провалиться в темноту Музея Кино, где легко встроиться в ритм упитанного и деловитого Берлина или в ужасе убежать вон из трущоб вместе с проституткой из Гонконга – она в родной Таиланд,  а вы  - к себе домой. Чтобы попробовать создать среду хотя бы там.