Бенжамин Лакомб: аскетизм позволяет раздвинуть рамки творчества

– Бенжамин, зная о вашей известности, я думала, что вы старый пухлый дядька...

– Да так и есть, просто я хорошо сохранился. Это шутка, мне всего лишь тридцать три, но многие, кто меня не видел, считают, что я старый и с усами. 

– А с чего вы взялись «Собор Парижской Богоматери» иллюстрировать? 

– Вы серьезно думаете, что это я сам придумал? У меня у самого наглости бы не хватило. Это же Гюго, вершина, кумир. Сначала одно маленькое американское издание заказало работу. Немножко так, всего дюжину иллюстраций. Я нарисовал. И у меня возникли проблемы. Такой неприятный мозговой зуд... не знаю, с чем это можно сравнить. Мне стало казаться, будто я что-то не так сделал, что-то упустил, как-то погрешил против мировой гармонии.

– Да, я помню, у Юрия Казакова есть рассказ, как художник девочку c веснушками нарисовал без веснушек и у него тоже возникло ощущение неправды.

– Не читал. Но я, наверное, как и тот художник, решил всё исправить. И сделал сотню иллюстраций, достойных, как мне кажется, этого великого текста. Два года трудился, представляете? Это мой самый долгий проект. Но зато, когда я закончил, посмотрел на работу, хлопнул себя по колену и, как ваш национальный поэт, сказал: о ля-ля, Лакомб, как там дальше, я не помню... 

– Я тоже не помню. А почему в ваших иллюстрациях так мало цветов? Всего три насчитала. 

– Вы, наверное, думаете, у меня краски кончились? Нет, вы не правы. Я вам сейчас открою страшную тайну. Ее знают все суперхудожники, но никому не говорят. Чтобы стать супер, нужно от чего-то отказаться, понимаете? Не изобилие, а аскетизм, только аскетизм позволяет раздвинуть рамки творчества. Аскетизм этот зажигает, окрыляет, щекочет мне нервы. Среди изобилия цветов я выбрал три, но каких! Самое мрачное и романтическое сочетание: красный, черный и зеленый. Запомните, эти три цвета и их оттенки – самое романтичное и пронзительное, что есть в мире. 

– Какая иллюстрация вам удалась больше всего? 

– Чем вы слушали? Я же сказал, что считаю эту работу самой удачной из всех, что у меня есть. Мне всё нравится. Но та, где Квазимодо стоит на холме Нотр-Дама, с летящими птицами, пожалуй, моя любимая. Если честно, это как раз тот персонаж, которого было неимоверно трудно создавать: он должен был быть уродлив, но кроме животного начала в его внешности нужно было показать его чистоту и человечность. Надеюсь, мне это удалось. Но не думайте, мой любимый персонаж – это не Квазимодо, а рыжеволосая Эсмеральда. Она и трогает, и волнует меня, почти как аскеза. Даже больше аскезы. Эсмеральда давно стала архетипическим персонажем в мировой литературе, ее образ часто копируется, хотя копии и не всегда обладают тем сложным психологическим комплексом, которым наделил Эсмеральду Гюго. 

– Что, кроме Квазимодо, было самым сложным в работе? 

– Избавиться от стереотипа. Нет, я знаю не так много иллюстраций этой книги. Но проблема в том, что у «Собора» много экранизаций, оказавших на всех нас довольно сильное влияние. Поэтому, начиная работу над книгой, мне приходилось что-то в себе преодолевать – чтобы рисовать с чистого листа. Это ужасно сложно. 

– О вас говорят, что вы произвели революцию в книжной иллюстрации. Благодаря вашим рисункам раскупаются влет такие книги, которые бы молодежь по доброй воле ни за что не купила. В чем ваш секрет?

– Секрет? Мне кажется, вы приписываете мне чужие заслуги. На самом деле революцию в этом жанре совершили русские художники. Они меня очень вдохновляли, те, которые работали еще сто лет назад. 

– Кто? Айвазовский, что ли?

– Нет, я такого не знаю. Ваши книжные иллюстраторы, они очень известны в Европе. Такое старое выражение, суть его в том, что самое хорошее в России – это детские книги. Они дышат присутствием художника.

– Да? Вы серьезно? 

– Абсолютно. Например, наши знаменитые французские художницы, которые иллюстрировали детские книги, они ведь русские на самом деле. Натали Парэн, Елена Гертик. Помните, я вам говорил про аскезу? В их случае было то же самое, мне кажется, перед ними стояли невероятные препятствия, у них не было других шансов реализоваться. Поэтому всё, что они умели, вложили в маленькую книжечку, да еще на плохой бумаге. Это настоящее искусство. И если книжная иллюстрация стала модным направлением в искусстве, то это не только благодаря мне, но и благодаря им.

– А вам чье признание важнее – читателя или профессионала? 

– Да оба два. Есть технические ошибки, которые легко увидеть (плохая композиция, неудачные пропорции и т.д.). Профессионалы их видят. А простые читатели – они хотя и не видят, но чувствуют – «что-то не так, что-то мне не нравится». Кстати, я всегда мечтал сделать иллюстрации к книге «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла, и только что я наконец-то закончил эту работу. В этом году, кстати, исполняется 150 лет со времени первой публикации романа. С нетерпением буду ждать мнение читателей, когда книгу издадут.