Русский OddDance: горизонт вертикали. Продолжение

Перефразируя буддийскую максиму - каждый горизонт рано или поздно станет вертикалью. А площадка? Я знаю художников, которые ищут «места силы» - специальные пространства,  резонирующие с поисками «вертикали». Например, заброшенные, исчезающие памятники архитектуры, нередко - ампирной, «тоталитарной», индустриальной и так далее. Какие пространства находите вы?

Н. Ж. Или пространства находят нас. Где-то в девяностых  мы хотели иметь свое помещение, чтобы нарабатывать там атмосферу, и тогда я думала: «ай, сиротинушка я, сиротинушка, не имею я такого места, где атмосфера накапливается»...и стали мы выступать везде, куда ни попадали. И, в общем, получаться стало так, что, громко говоря, любое помещение можно «пробить».

«Рыбы». Театр OddDance. Григорий Глазунов, Игорь Ламба и другие . Еежегодная выставка новых произведений художников "Петербург". ЦВЗ Манеж, январь 2011

Г.Г. Скорее, дело не в месте, а во времени. Вот вчера, скажем, пригласили в школу рассказать детям про буто. Они, конечно: а можешь показать? - Нет, говорю, не буду ничего показывать ... А сегодня, проходя мимо, уже думаю, что взял бы, да вспомнил бы свои страдания у доски по поводу дробей и уравнений, и станцевал!

Н.Ж. А я вообще стала скучать в коробке... Скучать! Взять перформанс «Старая фотография», которую ты видела. Буквально вот тут вот, недавно, уже после Москвы, после того, как получилось сыграть на этой чудесной инсталляции «Мандала культурного слоя», пошли мы играть в театр, замечательный, хороший, дышащий, небольшой такой, камерный, все там есть - прожектора на месте, звуковик присутствует, люди в креслах сидят, я вышла и чувствую: боже мой, какая скучища! Все заранее решено, предопределено, мы все сделаем нормально. Но зазвучит это или не зазвучит, как в Артплее?

«Ломаете стены»?

Г. Г. Это всегда риск и ответственность перед труппой. Но мы пришли к тому, что нам интереснее работать, все-таки в городском или природном ландшафте. Мы приходим в какой-нибудь двор, задача - его раскусить, разгадать. Можно сидеть там неделю, полмесяца, и ничего не произойдет, и вдруг раз, и двор вскрывается, и прямо на ходу вообще может получиться новый спектакль! А потом следующий двор, а потом мы возвращаемся на прежнее место, но уже с другой работой, и опять задача - ее туда вписать. А двор говорит: «Нет, вы мне сюда этот чемодан не запихивайте!», но мы продолжаем работать, и, в конце концов, слышишь: «Ну что ж ты, бедный, ну подойди ты ко мне сюда, положи мне голову на грудь и скажи: «Дурак я, дурак! Возьми, пожалуйста, мой чемодан! - Ну вот, давно пора, вот здесь поставь его. А сам вон там садись. И будет тебе твой спектакль!» И думашеь: как все просто! А еще вопрос - куда музыкантов деть, куда зрителей рассадить! Одних на крышу, других за угол,  третьих под лестницу, а четвертых выкинуть на хрен и закрыть ворота?

Н.Ж. Люди придут и сами все решат, в течение спектакля будут ходить и меняться местами.

Г.Г. Однажды мы сделали спектакль на озере, прямо на воде. Это был кинематограф в реал-тайме! Спектакль словно сошел с большого экрана.

Н. Ж. Но там было не только реальное пространство. Почему я люблю в природушке выступать? - Там ведь еще ветер, там еще дождь идет, там еще комар кусает! И приходится страдать от этого всего! Последний раз мы поставили публику на большой плот и пустили этот плот под дождем плыть по озеру. А народу было немножко больше, чем плот может выдержать. И вот все сгруппируются в одном каком-то месте, и это место начинает уходить медленно под воду. Поэтому они почувствовали центр тяжести и включились в работу. А артисты чего-то выделывали на берегу. Это же интереснее во сто раз - и публика покрикивает что-то свое, собирается в центре плота, и комаров бьет, и уже назад плыть не хочет...

Г. Г. Конечно, в коробке легче выступать, чем в ландшафте - там можно столько всего придумать, так обмануть зрителей - дать звук воды, а там цикада застрекотала, там луч света - все, трындец, просто сакура в ночи, и я, как комарик, парю над сценой, у всех эйфория! А выйди во двор, сделай так же! Опс! Вот тут все и начинается!

Н. Ж. Было у нас выступление на болоте в финском заповеднике. Болоту лет 800, глубокой глубины с такими черными топями, дело было в Финляндии. И наша художница Мерья Малки поставила инсталляцию там, где ей казалось, красивее - в самую черную топь. Белые черепа стоят, тряпки по ветру развиваются, красота нечеловеческая. А нам-то туда идти! И я двигаюсь в нужном направлении, и с каждым шагом растительность тает-тает-тает, и вот, собственно говоря, надо уже идти в эту черную топь. И я дохожу до последней двадцатисантиметровой сосенки на кочке и дальше - понимаю - все, дальше никуда, но я должна же как-то проявляться! Публика меня видит прекрасно, она сидит на скале совсем рядом, как в амфитеатре, и я начинаю вопить нечеловеческим голосом, который только ужас перед этой черной топью и мог породить. Даю два вопля и делаю какие-то движения, еще два, еще. А потом в паузы слышу -  мне начинает кто-то отвечать. Оказалось,  прилетели ястреба, стали кружиться над болотом и кричать страшными голосами - почти так же, как я. Это был полнейший восторг, когда стало понятно, что у нас есть публика наверху!! Ору, делаю паузу, они через паузу отвечают! Опять ору - они опять отвечают!

Самое смешное, что финская публика потом спросила: а что это за качество звучания? Это какая-то особая, забытая техника? Такого не в одной коробке случиться не может!

Г. Г. А потом местный егерь спросил нас: и кто же вас надоумил, ребята, там выступать? Именно на этом пятачке, а не рядом? Вы знаете, что там 15 метров глубины? Он показал нам карту. Но, конечно, когда после болота едешь в коробку, работаешь иначе - память срабатывает.

А бывает наоборот: профессиональные танцоры говорят: хотим мастер-класс на природе. А я  знаю, что такие мастер-классы должны быть не менее десяти дней. Это долгая перестройка. Даешь задание, они: мы готовы! Смотришь - деревья обнимают, грибы целуют, на елки лезут -  туристы-туристами.

Горизонталь?

Г.Г. Конечно! А я спрашиваю: вот ты обнял дерево, а дерево тебя обняло в этот момент? Вот ты бегаешь за стрекозой, а ей это надо? Она от тебя убегает, и лягушка от тебя шарахается. Должно пройти какое-то время, чтобы человек спросил себя: а зачем я его обнял, это дерево? Сядет, возьмется за голову, и ветер только волосы шевелит. И вот тут начинается картина. Опять же, залез человек в какую-то шнягу болотную, полежал там пятнадцать минут, закатив глаза, а потом выскакивает, глаза на лоб, кричит: я поймал! Я все понял! У меня тело перестроилось! Я пропитался этими болотными газами! Я готов показывать! - Слушай, иди-ка, полежи-ка там еще от обеда до ужина хотя бы. - А зачем? Так долго... Не понимают...

Если вспоминать мастера Мина Танаку, который лет девять посвятил полнейшему минимализму - валянию в прибрежных водах....лежанию в камнях...Так можно прожить неделю, две, нужно навалять этот берег, належать этот камень, надышать вот этот вот ветер или дым костра, нахвататься этих углей пальцами, насидеться, чтоб муравьи по тебе бегали, насмотреться на облака - в какой-то момент пропадает это твое вечное «я» и начнется настоящее.

А вы сколько времени уделяете таким практикам?

Г. Г. По-разному. Когда финны нас пригласили на болото в качестве хореографов, мы должны были придумать историю с финскими танцорами буквально дней за пять - очень быстро. Вот мы приходим на это болото, финны там бегают-прыгают, Мерья Малкки уже поставила инсталляцию, вот уже идет третий день, я на болото ни ногой, сижу на берегу, курю сигарету за сигаретой, смотрю на закат, как какие-то птицы прилетают, как меняются краски, как бабы пытаются тонуть в этой черной жиже, как они идиотничают и понимаю, что вот это - «туризм», а вот здесь, кстати, интересно, а  вот это уже ближе к делу... Я понял, что пока я не услышу этого места, здесь вообще ничего не произойдет. А финны уже начинают нервничать, и супруга говорит «Надо что-то делать уже!», а я ей - «Ну и что? Это же голяк, если мы тут начнем что-то делать!»

И вот к концу третьего дня - осенило. Абсолютно простая история, но близкая финской душе (финны многие песни-сюжеты из «Калевалы» знают и любят использовать). На болото пришла девица  говорить с ветром. Духи, живущие в этом болоте, увидели ее, вознегодовали, стали насмехаться над ней, а потом сказали: «Дура ты, дура, кто ж так ветер ловит?» Сорвали с нее платье и принесли ей другое, которое, когда ветер дует, тоже способно лететь. И духи исчезли, а она осталась говорить с ветром в этом новом платье. Очень простая история минут на 30-35.

Иной раз...бьешься, бьешься на месте, а оно - гнилое, бесполезное, человек его испохабил, там можно только сидеть и рыдать: «бедное ты бедное! Помойку из тебя сделали!» А иногда придешь и - раз сразу, и место раскрывается, и говорит: «Слушай, сделай что-нибудь! Сейчас же ведь уйдешь, смотри, я готово и ты готов!» Смотришь - действительно так.

Значит, финны в «Калевале»...А помните,  Кацура Кан рассказывал, как основатель буто Тацуми Хиджиката, родоначальник буто, черпал вдохновение в культурной архаике своего родного поселка...И танец запечатлевался в фотографии, как протокино?

Н.Ж. Да, Хиджиката поехал из цивилизованного Токио к себе на родину на север, в Тохоку, в самую разоренную, непросвещенную провинцию. Там жили бедно, многодетно, девочек продавали в рабство, они часто умирали, и по поверьям превращались в духов, возвращались в дома, где родились. С этим связано было много суеверий и страхов, духи стихий и умерших жили вместе с живыми людьми. В этих местах Хиджиката и его фотограф Эйко Хосое начали делать снимки, которые соответствовали тамошним настроениям, природе, отражали что-то такое вневременное, с одной стороны, а с другой, максимально вписывали человеческое тело в тело природное. И у них это получилось.

А у вас есть опыт общения с архаикой?

Н. Ж. Когда я хожу в лес, это дает мне больше, чем запланированные экспедиции... Возможно, не нужно специально куда-то ехать искать «место силы», а стоит оглянуться вокруг без особого пафоса - там, где мы сейчас находимся, есть какие-то живые вещи, а есть какие-то совершенно мертвые, туда не надо... Смотришь, вон там листики под деревом красиво лежат, и для того, чтобы станцевать что-то в течение пяти минут, мне этих листиков вполне достаточно.

И потом мы все время в пути. Пытаемся везде ездить на своей машине и по пути останавливаться там, где интересно. Любим в Европе ездить не по основной трассе, а маленькими дорожками через городочки. Так занесет бывает в дебри, где машину с русскими номерами впервые видят. Один раз ехали в Загреб, а в это время на Одере было наводнение и маленькие речки превратились в горные потоки, а мы по лесам едем, а лес вокруг залит водой, которая к самой дороге подступает и заливает ее в некоторых местах. Заезжаешь такую лужу и не знаешь, что там под колесами.

То попали в Альпы ночью в ноябре, а мы на летней резине, на узкой дорожке, кругом снег, а в предгорье +15 было. А тут горы нависают как тучи, все в снегу, дорога узкая и крутааая! Но это отдельная история - выбрались, до сих пор эти вершины, луной освещенные, перед глазами стоят.

«Место силы» - это ведь пограничное место... О танце буто часто пишут, что он возникает в путешествии,  на границах материи и духа, физических возможностей и намерений...

Н.Ж. Есть особое место на границе Финляндии и Швеции. Там - два города: ­ Торнио и Хаппаранта, разделенные очень сильной рекой, текущей из Лапландии. По реке вверх, в Лапландию идет на нерест лосось, выпрыгивая над порогами высотой метра полтора. Речища сильная, многоводная, страшно холодная - рычит и мчится вниз к морю. Нельзя заходить - унесет. На реке - остров с пограничным пунктом. На этом острове рядом с пограничным пунктом по специальному разрешению обоих городов (о чем нам был выдан спецдокумент) мы с финскими артистами и музыкантами играли перформанс по темам и стихам и песням Калевалы. Не реконструировали, а заново проживали эти тексты и ритмы в них заложенные, по рельефу земли создавали сценарий.

Г.Г. Мы поэтому и путешествуем на машине, потому что на ней можно куда-нибудь заехать. Как-то раз, по дороге в Москву, заехали в Иверский монастырь, потом еще раз, потом еще. Встречаем настоятеля, он спрашивает: вы кто? Мы отвечаем, что проездом, а он: нет,  вы - наши прихожане, все, кто хоть раз к нам заехал - наши прихожане. И теперь как только заезжаем туда, чувствуем какую-то взаимосвязь...

Н.Ж. Даже если не заезжаем - чувствуем... А последний раз, когда свернули на лесную дорогу к монастырю, включили фары и встретили енота. В первый раз! Ну где я такое в поезде увижу? Я этого енота уже здесь, в себе ношу! Он для меня, может быть, важнее, чем поездка в какую-нибудь мексиканскую деревню!

Г. Г. А потом... столько мифов уже изобретено человеком, он все время мечется, пытается что-то экзотическое придумать. А все так просто... Вот сейчас едем - фантастические тучи такие, облака, и вдруг полоса вскрывается как карман, и сквозь этот карман исходит какой-то свет совершенно другой, будто из какой-то далекой-далекой страны. И он движется вместе с нами. Я спрашиваю: Наташа, бывает так, что когда смотришь на такие вот закаты, рождается ощущение истинного какого-то дома родного, отечества забытого? - Да, говорит, бывает. Но ведь у тебя свой дом, а у меня свой ...и это ощущение - из детства ... И вот для меня, отметая всякую мифологию, это есть пра-пра-праобраз Предвечного Света. Но можно и в мифологию залезть - про крокодилов, про грибы, про Бабу-Ягу - тоже классно! Но помните, Лорка писал, раздумывая над тем, кто мог создать гигантские пещеры. Поэт придумал бы великанов, а по скучной, научной версии это сделала вода - капля за каплей, согласно вечным законам - просочилось, разрослось, отполировалось. Лорка говорит примерно так : да, я - поэт, но для меня лично реальная правда превосходит вымысел, я за каплю воды. Хочется простоты!

Наталья Жестовская. «Баба-Яга». Финляндия, 2009

Ваша «Баба-Яга» похожа именно на фантазирующую реальность. Как говорили китайцы, легче всего рисовать души усопших предков, чем собак и лошадей.

Г.Г. Каждый человек с годами становится носителем какой-то забытой мелодии, которую пытается вспомнить И свет, который мы видим в виде заката, заставляет эту мелодию припомнить. Она есть в каждом, просто некоторые пытаются не вспоминать...

Н.Ж. Или стараются получше забыть...

Г. Г. А она когда- то в жизни все равно пропевается и зачастую это выглядит трагично, человека начинает рвать, пучить, он вообще не понимает, что с ним происходит, а никуда не денешься.

В «Арфистках» эта проходка наша по подиуму и есть поиск забытой мелодии.

Иногда нужна «коробка», иногда нужно быть где-нибудь в саду, иногда - выйти на проезжую часть, иногда посидеть на кухне с кружечкой чая, прихлебывая, завернутый в какой-нибудь плед...А иногда -  пойти и отстоять литургию, и сказать «Господи, я чего-то совсем в какую-то искусственную жизнь ушел»....Приходишь разбитый и морально, и физически, думаешь, не заболел ли ты уже... - бам! И что-то внутри вставляет, и  тем больше понимаешь вот эту глубочайшую взаимосвязь внутреннего и внешнего, духовного и телесного. А всего-то открыл себя вслух в стыде своем и вдруг - раз, румянец появился, жить хочется!

У вас есть уникальный опыт освоения сакрального пространства и времени. Расскажите.

Н.Ж. На протяжении нескольких лет мы выступаем в программе, которую устраивают в ночь 21 июня, она посвящена памяти начала Великой отечественной войны 1941-1945 года. Место это находится на земле, где проходили жесточайшие бои за Ленинград - это самая граница города. Люди, живущие там, помнят это время - многие уже по рассказам старших. Они собираются у местного храма, храм устраивает для них концерт, проводится молебен памяти жертв войны, после которого жители этих мест и приезжие гости жгут костры, поют песни до рассвета, едят приготовленные на полевой кухне кашу и чай, вспоминают, разговаривают.

Наше место в этом событии - это связка между концертом и молебном.

Каждый раз мы готовим особый перформанс - один раз это был перформанс памяти пропавших без вести. Григорий и Митя Козлов, одетые в белое солдатское, спускались по паперти храма, долго шли по дорожке, уставленной горящими свечами и уходили через поле с высокой травой к реке, то есть просто исчезали в белой ночи, как ушедшие и не вернувшиеся. А я шла за ними, просто шла, просто провожала...

На такие события мы приглашаем нойз-музыканта Гошу Солнцева. Он сплетает в звуковой истории  колокольный звон, лай овчарок, какие-то фразы на немецком, шлягеры 40-х годов. Говорят, что этот саунд тоже особенно воспринимается в этом месте.

Другой раз была другая тема - мы были жителями, горожанами, оставшиеся в оккупации (там, на этой земле ленинградцы копали окопы, оттуда уезжали в эвакуацию (моя бабушка копала и уезжала с моей мамой, которой тогда было 5 лет - я все детство слушала эти рассказы) И мы так же по дорожке от паперти храма в поле и траву шли с чемоданами, падали, вставали, тащили свои чемоданы, а потом свернули к дверям храма и остановились около них. Публика шла за нами, входила в храм - и там начинался молебен. Такое сильное это чувство, когда в особое время и в особом месте совершаешь правильное действие.

Публика наша - эти бабушки и женщины, и мужчины - они плачут и обнимают нас после таких перформансов, благодарят, дарят цветы из их садов, не покупные - выращенные, свои. Ну какое театральное пространство так откликнется?

Я опускаю все вопросы к вам, связанные с современным танцем - physical theatre, site specific dance и так далее. То, что я видела в интернете, не подходит, и даже рамки буто, возможно - не совсем ваши рамки. Недаром Кацура Кан, когда увидел то, что делает Григорий, не стал вмешиваться в образный строй и манеру исполнения. Есть ли смысл говорить о русском буто?  

Н.Ж. Кацура Кан говорит, что по его опыту, буто могут танцевать представители народа, обладающего глубокой средневековой историей и культурой, а также имеющие хорошо развитую традицию приготовления пищи. В первое свое посещение он упорно отмалчивался и не отвечал на вопрос о том, могут ли русские танцевать буто. Во второй раз заговорил про шовинизм, которого в буто нет, а в своих фейсбуковских выкладках называл нас отличными танцорами, московскую группу отметил как группу университетского уровня. Нам в глаза такого не говорил не разу (это хороший знак - значит, мы можем развиваться и расти дальше).

Национальные особенности, тем не менее, конечно. присутствуют - мы много преподаем в других странах и разных городах России - везде разные люди, везде разные группы, и климат везде разный и географическое положение - разная земля под ногами. Это с одной стороны.

А с другой стороны, мы же как-то в состоянии понять, посочувствовать людям других национальностей - а буто - один из языков такого взаимопонимания. И обычно на классах, где встречаются люди разных народов, настроение настоящего праздника. Там где есть настоящее буто, делить нечего. И люди исключительные.

Что же до русского буто, то кто может назвать себя чисто русским из жителей нашей земли?? Мы ведь все мультинациональны. Может быть, поэтому и являемся таким феноменом - живем на границе между Востоком и Западом, только граница большая.

А вот в российском буто присутствует очевидная местечковость - театры и группы, декларирующие себя как бутошные, околобутошные, межбутошные и так далее,  плохо идут на контакт, стараются обособиться, вариться в собственном соку - мне такая позиция не близка и непонятна.

Весь сезон 2011-2012 мы пытались наладить связи между группировками буто. Мы готовили первую в истории России конференцию по Буто. Главным организатором был мастер первого поколения Буто Кацура Кан, он уже лет десять объезжает земной шар и ищет небольшие театры , с которыми ему интересно сотрудничать. В России он выбрал нас. Помимо творческих пересечений предложил устроить такую конференцию, какую он уже устраивал в Сан-Франциско. Попросил просто собрать всех, кто считает себя идущим этой дорогой. Мин-Танаковцы все время говорили, что им это интересно, но так и не появились. Приехала из Нижнего Новгорода группа ТимЯна, отозвались танцоры из Киева, из Белоруссии. Естественно, что члены нашей московской группы тоже присутствовали. И все. Наверное, больше никого нет. Повторюсь еще раз - Там, где есть настоящее буто, делить нечего.

Вы используете  перформансах не только музыку, но и тексты - стихи, сказки и песни. Есть даже песни Юрия Шевчука. Это уже Питерское, готическое буто? Как вы относитесь к слову и выбираете материал?  Ведь и Дункан, и Бауш - это психограммы музыкальных стилей и песен, правда, именно песен, а не тел...

 Н.Ж. Мы любим слово, особенно то, что возникает в паузе между словами. Но обилие

слов мне лично просто вредно, ведь есть слова, смысл которых затерся, потерялся, осквернен, десакрализирован. Может быть, танцуя, я пытаюсь очистить их от разных значений для одного и главного значения,  и язык танца мне в этом помогает...

Отрывки из поэзии, звучащие шепотом, или где-то в атмосфере происходящего, при удачном использовании действуют на эту атмосферу, как направляющие ассоциативный ряд. А иногда я негромко рассказываю свои сны или то, что вдруг вспомнится во время выступления - зараннее не готовлю, даже не позволяю себе думать, но если слова приходят, возникают - говорю, а нет, так и нет. Обхожусь движением рук-ног.

Отрывки из стихов - это одна из последних тем. Она называется «Петербург... А где это???» Тема это сквозная, может выплыть то там, то сям. Иногда складывается в перформанс человек на 7 -8 артистов. Это некие голоса Питера, живущие и в нас самих,  в улицах и каналах города, в его истории, литературе, личностях и персонажах, легендах и мифах. Поэтому для проекта мы накопали разные голоса - Ахматова, Бергольц, Бродский, и другие. И голоса эти такую поддержку дают - ого-го! Не случайно они стали переходить и в другие перформансы.

А Григорий больше песни любит, хотел даже сделать по специальный перфрманс по любимым песням.

Театр буто OddDance. «Питер - а где это?». Ночь музеев 2012.

Что если буто станет танцевать каждый?

Н. Ж. Мне кажется, занятия буто нужны всем.  Я за то, чтобы все двигались, это во-первых, чтобы стремились к осознанному движению, это тоже во-первых, и чтобы научились пользоваться грамотно той ценностью, которой обладает каждый - своим телом, это тоже во-первых!!!

И опять западают в память слоганы-афоризмы: «Любое помещение можно «пробить»,

«Вот ты обнял дерево, а дерево тебя обняло в этот момент?», «Хочется простоты!», «Каждый человек с годами становится носителем какой-то забытой мелодии, которую пытаются вспомнить. Или стараются получше забыть»,«Такое сильное это чувство, когда в особое время и в особом месте совершаешь правильное действие», «Там где есть настоящее буто, делить нечего».

Образная плотность ассоциаций создает территорию идентичности, удерживая горизонт вертикали напряженным полем идентификаций. Сложно? - Просто. Смотрите, что делают Оддэнсы: семья и, в то же время,  свобода от местечковости, болотные духи - но во имя Предвечного Света, настоявшийся в теле танец и Причастие святых тайн, крик ястреба и забытая мелодия, устрашение панков и трогательные цветы старушек, отпевающих солдат войны, анатомия и мифотворчество, гравитация и полет. Где низ, там и верх. Опыт внимания к контексту, которого так не хватает нашему уму, торопливо семенящему по плоскости лба.

У идентичности свои способы «волновой» передачи информации, за что художников часто называют визионерами. На моей памяти случилось два значимых артистических резонанса с трагедией Фукусимы, и оба исходили от художников-мистериографов. Один - выставка «Слой 99'9» Антона Ольшванга, другой - перформанс театра OddDance «Пепел».

На сайте театра читаем: Перформанс "Пепел" в студии Правда 24" состоялся 29 марта 2011 года. Договариваясь о его проведении, мы и не предполагали о землетрясении в Японии. Трагедия была впереди. Образы перформанса - пепел, вода, пыль, развалины оказались предчувствием. 29 го марта на АЭС "Фукусима-1" введен максимальный уровень тревоги, в почве обнаружен плутоний, начинается утечка воды.. 29 го марта театры OddDance и театр Pоema (Санкт-Петербург), ви-джей Александр Наймушин и музыкант Алекс Ростоцкий (Москва) встречаются вместе в Москве в студии "Правда 24" и рамках всемирной акции "Pray For Japan" впервые в таком составе создают перформанс "Пепел".

Внутри пепла живет надежда, что там скрывается феникс...

Пепел - это то, что раньше было живым, но сгорело. Но по пеплу можно восстановить те элементы, из которых он получился. В пепле скрыта информация о прошлом, пепел - удобрение для новых всходов.

Женщины стоят, как стоит Земля, которую трясет. А мужчины - души - они показывают, женщины слышат. Они - мы, слушатели, глаза - мужчины. Глаза - пепел, уши - жизнь и а, точнее существование, где лишняя морщина земле - лишняя складка, лишний сон лишь - катастрофа».

«Пепел». Студия Правда 24", 29 марта 2011. Постановка - Наталья Жестовская и Григорий Глазунов. Сценография и видео - Александр Наймушин. Звук - Алекс Ростоцкий. Исполнители - театр OddDance (Григорий Глазунов, Наталья Жестовская, Лилия Борозенцева, Дарья Петухова, Яна Лир), театр Роема (Валентин Цзин, Евгения Четвертакова).

Идентичность - процесс, а идентификация - пространство. Чем дышит территория? Как осознает и преодолевает она барьеры своего сложного тела? Что предъявляет после потрясения? Что завоевывает в себе самой? Каковы ее намерения? Если уловить хорошенько этот момент, возможно, сами собой придут в порядок мысли о том, что актуальнее - старая геральдика или современный логотип, долгое исследование ЦА или креативная интуиция. Вот и настали рабочие будни. Всем спасибо.

Беседовала Юлия Квасок