Остановить "пельмэна"!

«Триста миллионов человек говорят по-русски, а ты?» — «Язык и культура — это не то же самое, что стереотипы». — «Русский язык красивый». — «Русский возвращается»». В последнее время на краковских улицах появилось несколько больших бильбордов, рекламирующих русский язык и русскую культуру: автор этой социальной компании Давид Ласут — креативщик, преподаватель и пропагандист русского языка и культуры.

У «РГ» есть свои эксперты по самочувствию русского языка в ближнем и дальнем зарубежье. Это почти пять тысяч педагогов-участников и 650 лауреатов Пушкинского конкурса. «Русский язык за рубежом: бедняк?..богач?.. Как ближнее и дальнее зарубежье обогащает русский язык» — так мы сформулировали его тему в этом году.

Учителя писали о том, что ошибки, косноязычие, примитивность словаря проникли и в святая святых для любого педагога — в учебники. Использовать российские, добротные и проверенные временем, сегодня могут только в Приднестровье. Остальные учат по книжкам своих авторов. А они иногда не только безграмотны, но и не толерантны. Школьников одного из прибалтийских государств просят посчитать, насколько больше бутылок сдал папа Коли Петрова, чем папа Вити Иванова. В учебнике русского языка другой страны «Мертвые души» приписали Лермонтову. В третьей — путаются в правилах правописания. И все это — на фоне самых противоречивых веяний на соседских лингвистических полях: если в Эстонии закрыт последний частный русскоязычный вуз и русский язык вытесняется из делопроизводства в Киргизии, то в Грузии он возвращается в школу, а в Израиле русскому теперь учат, как раньше в дворянских семьях — французскому. Сегодня победители 2013 года размышляют о том, нуждается ли «великий и могучий» в рекламе и какой она должна быть на уроках в ближнем и дальнем зарубежье.

У Давида Ласута из Кракова нашлись продолжатели. Один из них предложил такой текст для бильборда: «Самые красивые девушки будут ближе, учи русский». Видимо, учеников у вас, несмотря на старания политиков, становится больше?

Смэндзик Люцина, Польша: Вот-Вот! Мой студент летом женился на девушке из подмосковного Лыткарино, там и жить собираются. Я работаю преподавателем Щетинского университета. И точно знаю, что в последнее время русский студенты выбирают все чаще. Каждый год ко мне в группу приходит не меньше 20 человек. Объясняется это просто: ребята выезжают на заработок в Германию, Испанию, Скандинавские страны. Там полно мигрантов из России, которые открывают бизнес. У нас, в западном Поморье, недалеко от немецкой границы, появляется все больше таких совместных фирм. Я служу присяжным переводчиком и очень часто помогаю нотариусам при заключении разного рода соглашений, контрактов и договоров с русскими: они открывают у нас польско-русские и даже польско-русско-немецкие фирмы.

И еще. Евросоюз требует, чтобы наши госслужащие имели сертификаты по иностранным языкам. Я подготовила около 300 польских чиновников из налоговых управлений для сдачи экзамена на европейский сертификат.

Польские налоговики выбирают русский?

Смэндзик Люцина: Им проще сдать экзамен, потому что многие его раньше изучали. Вот студентам поначалу трудно: они говорят, что учиться с нуля на кириллице то же, что изучать китайские иероглифы.

Последняя новость: очередная редакция соглашения между Россией и Эстонией о сотрудничестве в области высшего образования. Похоже, что в новом соглашении не прописаны права на получение школьного образования на русском языке в Эстонии. Находясь в центре Европы и будучи членом ЕС, страна пытается строить мононациональное и моноязычное государство, при этом лишая третью часть своих граждан возможности получать образование на родном — русском языке?

Иванова Надежда, Эстония: Я работаю, как шутят у нас, в маленьком провинциальном городишке Нарве, у которого, впрочем, есть два роскошных пригорода: Санкт-Петербург и Таллин. Сразу скажу: я понимаю эстонцев, которые беспокоятся о сохранении своего языка и нации. Что же касается русского языка, то скажу так: я работаю в одной из лучших гимназий республики. У нас русская школа, и, уверяю вас, физику, химию, математику мы преподаем исключительно по-русски. Как правило, гимназии соблюдают вступивший в силу закон о 60 процентах предметов, которые должны преподаваться на эстонском языке. Впрочем, и в нашей школе, те ребята, которые успешны в изучении всех предметов, в выпускных классах утверждают, что им все равно, на каком языке учиться: английском, немецком, русском или эстонском. Многие считают, что реформы проводятся в ущерб русскому. В седьмом — девятом классах, например, у нас остается по два часа русского и по два — литературы в неделю. Этого катастрофически мало. Наш русский, конечно, утратил сочность и красоту. Школьники с большим трудом комментируют фразеологизмы. Мало кто может продолжить такую, например, пословицу, как «Долог день до вечера…» Читают мало, и только зарубежные переводные детективы или фэнтэзи. 


Нона Бобохидзе, Грузия: Еще два года назад нам мягко рекомендовали не афишировать свое участие в международных конкурсах по русскому языку. А недавно в Кутаиси после многолетнего перерыва открылся отдел русского языка в Доме учителя. Проводятся тренинги, переквалификации педагогов. Хотя самих тренеров пока не хватает. Если в прошлом году у нас в университет поступила только одна студентка, которая добровольно выбрала русский для изучения, в этом их уже десять.

Потихоньку меняется статус языка. Если вы зайдете на job.ge, увидите, что везде нужны свободный русский и английский. А совсем недавно наш президент настаивал: русский никогда не понадобится. На этом тезисе уже целое поколение воспитано. Кутаиси — это столица западной Грузии. Рядом с нами — курортный Цхалтубо. Нам все эти годы втолковывали, что сюда хлынут туристы из Европы и Америки. Учите английский! Не хлынули. Зато был курьезный случай: нескольких наших лучших студентов с отделения туризма пригласили на стажировку в Батуми. С обязательным условием — знать русский. Как они были на всех кругом обижены, что не выучили их языку, который даст хорошую работу!

«Свободный русский», наверное, зависит и от качества учебников?

Прокоп Любовь, Польша: В Польше учебники пишут исключительно поляки. На презентации одного из них, когда мы указали на вопиющие ошибки и факты, изложенные там, получили ответ: «Вы уже давно живете в Польше и не ориентируетесь, что русский язык очень изменился»... А в этом учебнике начинающим предлагаются, например, такие тексты: «Ольга работает весь год, и у нее деньги и на каникулы, и на шмотки». Жаргончик-то совсем старый! Русские люди уже давно «шмотки» иными словами называют. В другом учебнике пишут о Москве и путают названия ее центральных площадей.

Что делать, спрашиваете? Россия должна помочь. Может быть, мониторить всё, что предлагается для изучения русского, добиваться обязательной редактуры в своих ведущих языковых вузах. Я понимаю, что это дело политиков — договориться». Иначе получается так: если кто-то сам не купил хорошие учебники, будучи в России (что не так просто сделать с визовым режимом) и не притащил в Польшу, то и не может ничего оригинального показать ученикам.

Нона Бобохидзе: В грузинских школах прошел слух, что русский язык опять будет со второго класса! Поэтому перед поездкой в Москву мне заказали привезти прописи. Я купила несколько экземпляров, потому что у нас в магазинах вообще нет никаких пособий — были изъяты несколько лет назад.

В России сейчас обсуждают тему единого учебника истории, в частности, спорят о том, как на школьных уроках рассказывать о «трудных вопросах» нашего прошлого, для которых существуют альтернативные оценки. Сталин, Вторая мировая война, Катынь — эти темы, наверняка, приходится затрагивать и преподавателям русского языка…

Прокоп Любовь: Это очень сложный вопрос. Я обычно начинаю с того, что не все в Германии были гитлеровцами, а в России — сталинистами. У нас у всех одна история и другой не будет. Поэтому и прошлое врага, и прошлое соседа нужно знать. И очень часто повторяю: «Братья-славяне!». К слову, дети очень справедливы. Иногда слышу на уроке: «А зачем поляки пошли на Москву в начале ХVII века? Что, чай пить?».

Смэндзик Люцина: Студенты — это уже сформировавшиеся личности. Мне не встречался исторический негатив на эту тему. Если даже что-то мы обсуждали, то очень деликатно. Я обычно советую читать исторические документы, анализировать, где история, а где — политика.

Богураева Наталья, Казахстан: Учебники и у нас оставляют желать лучшего. Они очень несовершенны, хотя и переиздаются ежегодно. А проблема в том, что количество часов сокращено до невозможности: два урока в неделю в средних классах и один — в старших. За это время выучить русский язык невозможно. А программы наши казахстанские ориентируются на российскую школу. Их впихивают в минимальное учебное время, уродуют. Вы не поверите, но, к примеру, у нас нет ни одной темы по русскому языку, на которую учитель может потратить больше урока! На изучение литературного произведения приходится максимум четыре (это «Война и мир» Л. Н. Толстого), остальным «достаточно» и часа. О языке произведения говорить некогда, тут бы сюжет не потерять.

До таких тонкостей, как два «НН» в причастиях, дело уже не доходит? В российских школах такие правила, простите за школьный сленг, «долбят» неделями. И часто с очень сомнительными результатами.

Богураева Наталья: Что вы! У нас не до жиру: модульная, блочная подача материала. Что-то дети изучают самостоятельно, а что-то на уроках. Казахстан в образовании ориентируется на Запад. Главное требование — новые технологии. Мы их постоянно внедряем. Но какие бы гаджеты ни были задействованы на уроках, говорить детей мы не учим. А нет логичной речи, нет и мысли. Тесты превыше всего: выбери правильный ответ из пяти возможных вариантов. А ошибки в учебниках просто вопиющие — прямо в изложении правил. Недавно на уроке обнаружилось, что авторы перепутали колонки случаев, где «не» пишется слитно или раздельно. Пришлось нам с ребятами стрелочки перекрестные рисовать.

И тем не менее казахи знают русский, наверное, лучше всех в Средней Азии…

Богураева Наталья: В столице — да. А я живу в Экибастузе. Послушали бы вы этот русский! Одно слово русское, одно казахское, два русских, три казахских. На рынке начинают с тобой говорить на казахском, переходят на русский. В школьных коридорах слышим: «звондай» — позвони мне, «рахметизирую» — благодарю («рахмет» по-казахски — спасибо), «токтанись» — остановись («токта» — стой), «байговать» — соревноваться («байга» — конное состязание).

Меликшоев Равшан, Таджикистан: Свой русский словарный запас наши люди, побывав на заработках в России, пополняют, в основном, сленгом. К сожалению, часто это жаргон, на котором разговаривают с приезжими ваши правоохранительные органы. Скажу, не тая, русская матерная речь у нас в стране в большом ходу. Причем матерятся по-русски, примешивая к этим трехэтажным конструкциям и таджикские связки. Иногда бывает так: как уехал молодой в России, не зная ни слова по-русски, так и вернулся. Дело в таджикском менталитете. Мы привыкли жить в больших семьях. Если и отрываются от дома, то едут обычно к родственникам, которые уже обосновались где-нибудь на стройке в России. Случается, что какой-нибудь парнишка из аула попадает в Москве в свою же таджикоговорящую среду: бригадир — дядя, прораб — двоюродный брат, следующая управленческая ступень тоже занята каким-нибудь родственником. Вот в таком случае никакого развития русского языка не происходит. Я встречал мигрантов, которые, прожив три года в Москве, не знают, как в магазине курицу купить: показывают на яйца и говорят: «Дайте их маму!». С другой стороны, тот, кто знает русский, может стать в Москве не просто рабочим, строителем, а бригадиром, начальником.

А закон, по которому всех мигрантов будут тестировать на знание русского, панику в ряды таких «неговорящих» не внес?

Меликшоев Равшан: Паника, наверное, тоже не в нашем обычае. Люди у нас такие: если жизнь что-то предлагает, значит, так тому и быть. Впрочем, тестирование ляжет дополнительной нагрузкой на тех, у кого и так денег нет. Экзамен стоит около пяти тысяч российских рублей. К тому же тем, кто плохо знает язык, нужно заканчивать курсы в Таджикистане. А они тоже недешевые: самые примитивные — 120 сомони в месяц, это — около тысячи рублей.

Дудко Любовь, Таджикистан: Я добавлю, что в российском центре науки и культуры в Душанбе можно пройти тестирование и получить сертификат по русскому языку. В качестве экзаменаторов приезжают ученые из Госцентра тестирования, который объединяет четыре вуза: МГУ, СПГУ, РУДН и ГИРЯ им. Пушкина. Тест стоит в переводе на российские деньги — три тысячи рублей. На него записываются в основном те, кто хочет получить российское гражданство. А трудовые мигранты рассчитывают «проскочить» и без «великого и могучего».

Элита предпочитает нанять своему чаду английского репетитора или все-таки выберет вас?

Меликшоев Равшан: Смотря в какую сторону света эти люди смотрят, когда думают о будущем детей. Кое-кто ориентирован уже на Китай. В 90-е — в начале 2000-х в Таджикистане ощущалось сильное давление тюркоязычной среды. Но турецкий язык у нас не приживается так, как в Азербайджане или Узбекистане. Таджики — персоязычный народ. Поэтому некоторые турецкие школы уже закрылись, а в другие люди отдают своих детей не для того, чтобы изучать турецкий: там очень хорошо дают английский.

Ну что, исход русского языка из Израиля продолжается?

Зибштейн Диана, Израиль: Учеников становится меньше, но об исходе я бы говорить не стала, поскольку русский хоронят с того момента, как приехала последняя большая репатриация из стран бывшего Советского Союза. Хоронили русскую прессу, которая в Израиле продолжает существовать и в печатном варианте, и в Интернете. Продолжает вещать телеканал на русском языке.

До недавнего времени дети учили русский, чтобы общаться со старшим поколением. Один мой ученик закончил школу, идет в армию, тут перед моим отъездом в Москву, спрашивает: «Почему уроки прекращены, я только в ноябре призываюсь!».

Это русскоязычная среда, а местное население интерес к языку проявляет? Знаю, что русский по различным образовательным рейтингам, очень отстает от ангийского, немецкого, французского…

Зибштейн Диана: Как бы это объяснить? Сейчас появился новый мотив учить язык Пушкина и Толстого. Примерно такой же, какой был у дворян, когда они обучали своих детей французскому. Говорить по-русски, растолковывают мне ивритоговорящие израильтяне, значит, быть приобщенным к среде, где культ хорошего образования и культуры. Мы хотим понимать, о чем вы говорите, какие песни поете, какую поэзию любите.