Искусство из подвала: разговор с Эрвином Олафом о его проекте для Ruinart

– Как вы начали свое сотрудничество с этим домом?

– Ruinart каждый год выбирает художника из разных сфер искусства, чтобы создать нечто значительное. Они связались со мной, решив, что фотография будет интересна многим. Во время встречи я, признаться, нервничал, потому что фотография и реклама часто идут так близко, что граница между ними стирается, и мне нужно было создать нечто, что было бы не рекламным, а художественным высказыванием. Потребовалось некоторое время, чтобы найти решение. Для меня быть художником – значит создавать нечто, действительно нуждающееся в создании. Я полностью погрузился в наследие этого старинного дома, созданного в 1729 году, исследуя его исторические погреба. Они показались мне совершенным метафизическим портретом и самого дома, и тайны рождения шампанского, и истории, свидетелями которой они были на протяжении столетий.

– Ваши снимки запечатлевают нечто между доисторическим и современным искусством – это волнующая галерея образов.

– О да, это настоящая живопись, все эти мазки, подтеки, едва различимые образы, напоминающие рисунки пещеры Ласко на юге Франции. Кто и когда их создал? За всем этим стоят сплошные загадки. Некоторые из них действительно мистические, некоторые созданы древними римлянами еще в V веке нашей эры. 

– Вы сразу сосредоточились на идее работы в подвалах или у вас были и другие мысли?

– Погреба сразу показались мне идеальной театральной декорацией в стиле китч. Я исходил их вдоль и поперек, а это та еще прогулка – восемь километров под землей, прежде чем обнаружил впечатляющие следы времени, природы и человеческого присутствия, которые могли бы вдохнуть жизнь в мой проект. Я опасался, что он покажется слишком простым и аскетичным, но президент Ruinart Фредерик Дюфур увидел в нем именно то, о чем я думал. Эта работа совершенно непохожа на то, что я делал в своей жизни, она вернула меня к самому началу моей работы, строгим черно-белым снимкам с глубоким контрастом. Это не просто стены. Они необъяснимым образом отсылают не только к истории этого места, но и связывают нас с историей искусства – от примитивного, неолитического, до Марка Ротко, Антонио Сауры, spot-painting Дэмиена Херста, работ Z movement, абстракционистов Германии и Нидерландов.

– Эти знаменитые погреба снимали невероятное количество раз, но никто не увидел того, что обнаружили вы.

– Именно поэтому я и был не уверен в этой идее! А потом понял, что мои предшественники были слишком сосредоточены на масштабах этих коридоров, пещер и переходов и за большим не видели гораздо более важных деталей. И когда я увеличил их, сделал заметными, возникло то особое ощущение, которое вы уловили.

– У вас не было мысли и самому сделать пару знаков на стене?

– Нет, это же объект наследия ЮНЕСКО, там ничего нельзя рисовать, если ты не жил в XVIII веке. 

– Получилась настоящая ода времени!

– Я не думал об этом в таком ключе, но да, связь прошлого и настоящего здесь очевидна. Сами подвалы существуют как бы вне его, там нет ни дня, ни ночи, ни времени суток, ты можешь определить себя во времени лишь по усталости тела. И следы на стенах подвала в этом контексте можно прочитать и как следы времени, пытающегося достучаться до каменной безмятежности катакомб.

– Как проходила ваша работа?

– Мы обошли почти все катакомбы. Некоторые их части закрыты для доступа, но это лишь облегчило нашу задачу. Иногда у меня было ощущение, что мы потерялись, но оно скоро проходило. Даже в самом затерянном уголке подвалов, где ты не видишь людей часами, ты слышишь, как они работают. А если не они, то шампанское. Этот звук – «бз-з-з, бз-з-з, бз-з-з» – ни с чем не спутаешь! Я работал только с одним ассистентом и одним осветительным прибором, потому что, когда вокруг тебя много людей, давление окружающих иногда зашкаливает, каждый хочет дать совет.

– Похоже, после всех ваших последних масштабных работ с привлечением почти кинематографических команд костюмеров, парикмахеров, осветителей и моделей вы отправились на курорт?

– Именно! Количество людей, которые во время коммерческих съемок собираются за камерой, просто пугает. Десять лет назад их было всего пятеро, а теперь и десяток набирается. Да еще и любопытные норовят едва ли не в глазок камеры заглянуть. Иногда чувствуешь себя цирковым пони. Этот проект был гораздо более камерным и больше напоминал документальную фотографию, с которой я начинал в 1979 году, когда оставил работу журналиста. Тогда я ловил в кадр события жизни, в этот раз – жизнь исторических стен. Именно поэтому я считаю, что вернулся к своим корням.

– Всегда ли вы уверены в себе во время работы?

– Конечно, нет. У меня постоянно сосет под ложечкой, когда я снимаю. Там, в подвалах, я сделал больше 200 снимков, из которых надо было выбрать всего 25. Как можно быть уверенным, что я не промахнулся и не выбросил в корзину что-то действительно стоящее? Если ты слишком уверен в себе, ты повторяешь путь поп-звезды. Ее дебютный хит крут, следующий ничего, а третий уже хуже некуда. Неуверенность движет искусством, излишняя уверенность в своих силах убивает его.