"Мы стали делать канал, альтернативный мейнстриму"

Какие задачи ставились перед каналом, когда он создавался? Какая у вас миссия?

Как и у любого международного информационного канала. Каждая уважающая себя страна уже обзавелась таким. И цели все постулируют одни и те же: и BBC, и CNN, и France 24. Мы рассказываем миру о России и о российской точке зрения на международные события.

А кого-то в мире эта точка зрения сильно волнует?

Когда мы запускались, то делали только новости о России. Но очень рано поняли, что это путь в никуда. Потому что англоязычных людей, которым интересно было бы в ежедневном режиме смотреть новости о России, немного. Таких людей в мире ну десять тысяч, ну пятьдесят, ну пусть даже сто. Это количество не стоит того, чтобы государство тратило такие деньги: наладить контакт с ними можно и более дешевым способом.

Поэтому мы стали делать канал, альтернативный мейнстриму. Я седьмой год их наблюдаю в ежечасном режиме. Всегда одна и та же повестка дня, одни и те же пять-семь историй в верстке новостного часа. И мы задались целью делать канал, который рассказывал бы те истории, которые в мейнстриме не увидишь. Не потому, что мейнстрим пытается что-то скрывать от человечества. Просто то, что ты видишь, зависит от того, где ты стоишь. Когда CNN и BBC видят, что в Ливии разбился беспилотник НАТО, и весь день у них это главная новость, мы видим, что в этот же день в Ливии погибли 13 человек из одной семьи, среди них шестеро детей. Мы не можем с СNN и BBС конкурировать на одной поляне. У них все равно будет корпунктов больше, и камеры будут дороже, и ведущие будут сидеть в более просторных студиях. Зачем же людям смотреть нас, где студии поменьше и камеры похуже? Только если мы покажем то, что CNN никогда не покажет.

То есть вы руководствуетесь скорее коммерческой логикой?

Если у канала не будет большой аудитории, значит, он никогда не сможет влиять ни на какое мнение. В том числе о России. Потому что даже когда случится связанная с Россией большая новость, мировые массы российский канал смотреть не будут, потому что они к нему не привыкли, они его не знают. А чтобы они его узнали, нужно рассказывать про 13 погибших мирных жителей в Ливии. Что мы и делаем. Мы, кстати, уже давно позиционируемся в мире как канал RT. Хотя мы, в общем, не скрываем, что это сокращение от Russia Today. Но сами слова мы из логотипа убрали. Чтобы не отпугивать аудиторию. Никто же не будет смотреть какой-нибудь канал Belgium Today.

Ваша целевая аудитория - это кто? Вот я иногда смотрю некоторые сюжеты и не понимаю, для кого они сняты.

Это люди, уставшие от мейнстрима. Мне нравится думать, что это люди, скажем так, думающие чаще и глубже, чем большая часть других. Это люди, которые понимают, что вся правда не может укладываться в одну концепцию мира, продвигаемую привычными англосаксонскими СМИ. Это более молодые люди, потому что мы видим, как активно нас смотрят через YouTube - около 1 млн просмотров в день. Кстати, на YouTube мы стабильно обгоняем все новостные международные каналы, включая CNN International, Fox News, Sky News, Al Jazeera. У нас уже больше 700 млн просмотров - это мировой рекорд среди новостников. Нас это радует, потому что наши зрители - это люди, которые завтра будут управлять нашим миром.

А социальный тип человека по другую сторону монитора вы изучали? Кто вас по факту смотрит?

Ни один международный канал, даже CNN International, не обладает полным профилем своей аудитории по всему миру. Потому что нужно заказывать исследования в каждой отдельно взятой стране, а часто и в каждом отдельно взятом городе. И стоит это просто миллионы. Так что все работают с выборками. Мы заказывали несколько таких исследований. Так вот, в Великобритании, например, Russia Today уже обгоняет Bloomberg, не говоря о таких проектах, как Deutsche Welle и France 24. Причем больше всего нас смотрит наиболее состоятельное население - так называемые топ-13% и топ-3%. Это люди, которые в основном и принимают все решения. По всей Европе, по данным EMS, у нас самый высокий процент аудитории с высшим образованием, руководителей высшего звена и так называемых Influential Opinion Leaders. Та же ситуация в Канаде: мы уже обогнали там даже Sky News, Euronews и Bloomberg, не говоря уже о France 24, которых мы обошли в 14 раз. Во всех этих странах мы самый быстрорастущий канал. В среднем у нас аудитория растет на 40%, а в Нью-Йорке за последний год выросла почти втрое.

Хорошо. А стране-то это все зачем нужно? Зачем мне как налогоплательщику вас содержать?

Ну, примерно затем же, зачем стране нужно Министерство обороны. Вот зачем оно вам как налогоплательщику?

А мы разве сейчас с кем-то воюем?

Сейчас ни с кем не воюем. А вот в 2008 году воевали. Министерство обороны воевало с Грузией, а информационную войну вели мы, причем со всем западным миром. Ну невозможно только начинать делать оружие, когда война уже началась! Поэтому Министерство обороны сейчас ни с кем не воюет, но готово к обороне. Так и мы.

То есть Russia Today - это министерство обороны, только в телевизоре?

Это часть мягкой силы, soft power. Кстати, такой же инструмент, как BBC или CNN для Великобритании и США. Я хорошо помню 2008 год. Тогда даже очень либеральные люди вдруг начали громко кричать: «Как же так! Мы проигрываем информационную войну! Почему они все врут?!» Конечно, проигрываем. Мы только проснулись. Начали заниматься этим вопросом в 2005 году. А та же BBC была основана еще в 1922 году, понимаете? Когда тихо, как сейчас, идет перезагрузка, начинаешь думать: «Действительно, зачем государству тратить деньги на то, чтобы кто-то смотрел документальный фильм о России?» А вот когда жареный петух клюнет, тогда мы все плачем: как же мы проиграли информационную войну?!

Насколько эффективен такой инструмент для России? Ведь о нашей стране на Западе есть некое сложившееся мнение, устойчивые стереотипы. Как рисовали в 1812 году карикатуры, на которых русский медведь входит в Париж, так и сейчас рисуют. Мы можем что-то в англосаксонском мире переломить?

Под лежачий камень и вода не течет. Именно потому, что мы тоже задались таким вопросом, мы в двух исследованиях - в Британии и США - попросили включить вопрос: изменились ли у зрителей информированность и мнение о России после просмотра Russia Today? Так вот, разница по сравнению с обычными британцами и американцами - где-то в два с половиной раза. Например, семь из десяти наших зрителей ответили, что они стали гораздо больше знать о России,- а в среднем среди иностранцев это только трое из десяти. То же самое с улучшением мнения о России: оно заметно улучшилось почти у половины наших зрителей, а в среднем только 17% иностранцев стали лучше относиться к нашей стране за последние годы. Так что цифры говорят сами за себя. Если вы открываете комментарии к нашим историям на том же YouTube, а там просто десятки тысяч комментариев, огромное количество людей пишет: «А я и не представлял, что Россия то, а я и не знал, что Россия се». Вот так изо дня в день и формируется мнение о стране. Конечно, когда стереотипы формировались столетиями, их нельзя переломить за шесть лет. Но пытаться-то надо. Можно, конечно, совсем ничего не делать. Просто ждать, пока следующая шумиха случится. И весь мир будет думать, что не просто Россия напала на Грузию, а мы все еще и поголовно пьем кровь христианских младенцев. Ну просто это генетическая такая привычка русских - пить кровь христианских младенцев. Мы, кстати, от такого образа недалеко ушли. Когда была история с Литвиненко, на Западе началась антирусская истерия, которая принимала уже всерьез расистские формы.

Как ваши государственные задачи сочетаются с журналистской объективностью?

Да так же и сочетается, как у всех других каналов. Нет никакой объективности. СNN устраивает просто грандиозные истерики, когда погибают 20 американских солдат, царствие им небесное. А то, что там еще 2000 мирных жителей погибло, даже не упоминается. Ну какая объективность, ну где она? Так что, когда Россия воюет, мы, конечно, на стороне России.

Какие, на ваш взгляд, Россия допустила ошибки во время информационной войны в 2008 году? Ну, помимо того, что ваш канал надо было создать пораньше.

Тут несколько историй. Безусловно, как не хватало, так и не хватает англоговорящих голов. Людей, понимающих, как и зачем выходить в эфир на CNN и держаться в студии, чтобы тебе не вырвали кадык западные журналисты. И в итоге Россия смотрелась так бледно по сравнению с грузинами, что у меня сердце разрывалось.

Дальше. За неделю до войны в Тбилиси уже окопались западные пиарщики. И плотно работали со всеми журналистами, делали эсэмэс-рассылки, брифинги, постоянно создавали новости типа «Русские на окраине Тбилиси». А у нас в преддверии этой войны никакой специальной пиар-конторы, которая бы занималась войной, никто не нанял. Мы же не собирались воевать. Россия просто поздно спохватилась. Это все равно если б мы сейчас вдруг поняли, что есть в мире ядерное оружие, и бросились бы его разрабатывать. Вот это главная ошибка.

Ну потом-то с западными журналистами и у нас начали работать. Я вот с одной группой западных журналистов под присмотром ФСБ ездил в Южную Осетию.

В том и дело, что, мне кажется, в России были слишком озабочены безопасностью западных журналистов, нежели тем, чтобы они что-то хорошее написали. Когда уже первые бои утихли, и стало можно ездить в Южную Осетию, на многих западников неприятное впечатление произвело именно то, что их возили организованно. Хотя еще продолжалась стрельба. Многие сделали однозначный вывод: «Значит, врут. Значит, есть что скрывать».

А что мешало этот процесс отладить?

Там много бюрократической механики, но есть и одна важная мировоззренческая вещь. В западной ментальности вы не стесняетесь доказывать свою правоту. А в нашей российской ментальности если я прав, то я молчу. Потому что нельзя оправдываться. Мы предпочитаем молчать, потому что потом разберутся. Вот ни фига никто разбираться не станет: ни потом, никогда! Сейчас наклевещут, а мы, такие гордые, останемся монстрами в глазах всего мира.

Уроки какие-то извлекли? Есть ли какой-то антикризисный механизм? Есть ли понимание, что надо поливать, например, цветочек под названием Russia Today, чтобы он вырос в могучее дерево и мог в случае чего быть такой информационной дубинкой?

Мне кажется, да. Мне кажется, что до этой грузинской истории очень многие даже в высоких кабинетах относились скептически не просто к нам лично, а вообще к этой идее. А после нее я не знаю людей, по крайней мере, в высоких кабинетах, которые бы продолжали считать, что это не нужно. В 2008 году всем стало совершенно очевидно, зачем это нужно, зачем вообще нужна такая вещь, как международный телеканал, представляющий страну. Это уже само по себе урок. И конечно, стали относиться более внимательно и понимать, что это денег стоит.

Кстати, про высокие кабинеты. Вот всем теленачальникам звонят. И не в телевизоре начальникам СМИ звонят. А вам часто звонят?

Вы в «Коммерсанте», видимо, гораздо интереснее звонящим, чем мы. Нас, поскольку мы не вещаем на русском, судя по всему, мало кто смотрит из тех, кто мог бы звонить. А если смотрят, то редко. У меня за шесть лет ни разу не было истории, чтобы был звонок с просьбой снять сюжет с эфира или зачем вы какую-то фигню показали.

Может, к вам вопросов не возникает, потому что вы показываете все правильно? А неправильное не показываете.

Вот и нет. Мы очень стараемся поддерживать объективную картину, так что показываем все. И про Ходорковского, и про марши несогласных. Было бы смешно, если бы мы российскую часть эфира замазывали глазурью. Просто я не считаю, что все проблемы, которые называют западные СМИ, это наши основные вопросы. Например, почему-то про растущую ксенофобию в России в западных СМИ мало где говорят. А мы стараемся и про это рассказывать.

Ну что, неужели и Громов не звонит? Ни за что не поверю.

Он-то как раз иногда звонит. Но уж точно не по поводу эфира. Он никогда не вмешивался в наш эфир. У меня с ним давние, прекрасные, теплые отношения. Я с ним вижусь нередко. А вот Russia Today мы, кстати, обсуждаем редко. И если и обсуждаем, то не в плане раздачи указаний. Алексей Алексеевич спрашивает: «Чем помочь? Есть ли идеи?» Разговор никогда не касается информационной политики. Этому я и сама рада, потому что мы все знаем, если вдруг чего, надо иметь возможность кому-то позвонить, попросить. Вот, к примеру, приходит какая-нибудь проверка и просто, как это часто бывает, ошибается. Или еще хуже - взятку вымогают за какое-нибудь разрешение или лицензию. Давайте не будем лицемерить - к сожалению, пока что в нашей стране в таких случаях лучше иметь возможность попросить поддержки.