The Face: ДНК фотографии

«ЛИЦО, лик, харя; передняя часть головы человека (от рубежа головных волос, до ушей и нижнего края исподней скулы: лоб, глаза, нос, щеки со скулами, губы и отвесная часть подбородка), особа, человек. Лучшая, передняя, верхняя, казовая сторона предмета... Я тебя выведу налицо, покажу таким, каков ты есть... Стоять или говорить с кем лицом к лицу, с лица на лицо, лично, самолично, не через третьего ... Непригож лицом, да хорош умом. Не гляди на лицо, а гляди на обычай. С лица не воду пить...Имя свое всяк знает, а в лицо себя никто не помнит. На нем лица нет... Лицом в грязь не ударим. Товар лицом продают... Не к лицу румяна. Человек ни с лица, ни с изнанки. С личика яичко, а внутри болтун» - цитирую Даля, иначе к проекту Андрея Мартынова «The Face: эволюция портрета» не подойти.

Принципиально не копая вглубь жанра (чем вызвал резкий протест маститых фото-портретистов), проект скользит по горизонтали не повторяющихся концептов и языков: «выяснение личности» идет, главным образом, за счет  события, происшедшего со снимком, вплоть до потери паспарту. И эти трансформации - черты не снимка, но картины.

Идея The Face прозрачна и бесконечна, ее с лихвой хватит не только для постоянно обновляющегося международного фото-проекта, но и для целого журнала типа LIFE, и мотивом к ней послужил проект 2005 г. лозаннского Musee de l'Elysee «reGeneration: 50 Photographers of Tomorrow».  

«Швейцарские кураторы работают с галереями всего мира, и сделали не одну выставку. Работы проходят жесткий отбор, да и сама концепция выглядит куда более жесткой и сухой, она специализирована по разделам, например, медицинская хирургия там - целая тема. Тему самоидентификации, реализованную у меня Кимико Ёсида через бесконечную череду автопортретов в головных украшениях всех времен и народов, они предпочли другой более лаконичной японке - Томоко Савада. У меня коллеги вызывают глубочайшее уважение - прекрасная команда, высокая планка. Я же единица независимая, проектов так много, что с трудом успеваю писать тексты. Раньше сам поддерживал сайт галереи, в которой работал, но сейчас на это просто не хватает времени. Хотя я понимаю - как это важно. Для крупных проектов, как The Face, конечно важны единомышленники, но с этим всегда проблемы... Работать с иностранными институциями в положении независимого куратора сложно - они тоже предпочитают институции. На мой взгляд, если сравнивать мой проект с одноименным проектом лозаннского Musee de l'Elysee, у меня получилось более эмоционально, зрелищно и разнообразно».

Накопившийся постепенно, «на подкорке» эволюционный The Face Мартынова - не тема или идея, а, скорее, точка в пространстве вечных изменений. Эволюция? - «Это условное название, конечно, есть ведь, с точки зрения классического портрета, и деградация... Здесь явной авторской деградации я не вижу, но будь вместо меня ребята помоложе, они бы уцепились за эту «деволюцию». А для меня это просто более или менее соответствующее название, вот и все».

Можно рассматривать проект, как точку выживания фотографии на российских просторах, а можно - как точку потенциального роста. В первом случае придется сетовать на ломку жанра и формата, соседство с признанными фото-шедеврами вечно спорного арта. А в случае противном - удивляться напряженному диалогу, который ведут между собой и «картинки», и висящие под ними релизы.     

Скажем, попадают на экспозицию в Artplay «плачущие диктаторы» Иржи Давида - в гигантском формате, из галереи M'ARS. И оттягивают на себя основное внимание, вызывая законное возмущение. Но не было бы этих китчевых «мироточцев», не смотрелись бы столь пронзительно сдержанные, как бюсты древних, герои Чежинской «хармсиады» и столь смешно - кадры гламурного сериала «Странная история о моем третьем глазе» Максима Сауко. Прибавьте к этому слезы президента после победы на выборах, и смеху поубавится, а в шаговой доступности у вас отрастут уши и нос заключенного маньяка (Роджер Баллен), вам сменит пол подводный хирург Теро Пуха, очистит чакры ритуал Ольги Полесовщиковой и растворит душу в тексте-мантре Святослав Пономарев. Если, конечно, вы не успеете стать Фрейдовым сновидением Збигнева Коста, тенью от шляпы Фрэнка Дитури или прозрачным тоннелем себе подобных Кена Китано...     

Как бы ни относиться к разномастным работам и их вечному контакту-конфликту с пресс-релизом, путешествие напоминает прохождение родовых путей или полный резких поворотов и откровений наркотический трип. В этом смысле зритель - что младенец в утробе - возьмет от художника свое сполна, даже если потом от мамочки ничего не останется.

Если опустить издержки роли независимого куратора (не все работы входят в ту или иную экспозицию, не на все форматы хватает денег, не всегда под рукой есть дизайнеры для развески,  и так далее), The Face обладает собственной, ни на что не похожей коммуникативной магией адресного  обращения к зрителю. Возможно, поэтому, а не  в силу «безрыбья» или каких-то особых pr-жестов выставку, до ее приезда в Москву, посмотрело порядка 25 000 человек, включая самую разную публику в Париже, Токио, Сибири. Дальше будет Италия, Америка (университетская галерея) - не Гуггенхаймы, но интересно всем. Заточенный под трансмутацию снимка, на саму идею идентичности, а не «социальное лицо»,  The Face не имеет отечества, кто бы на него ни смотрел, выражает два лица: соотечественника и иностранца.

Другая сторона модели - личные контакты с художниками, из которых потом вырастают  персональные проекты, но эмбрионом по-прежнему остается The Face, понимаемый куратором как глубоко личное событие, с сотней историй внутри. Отчего вновь всплывает идея журнальной версии:

«Когда у Фрэнка Дитури открывалась выставка в Италии, к нему пришел друг с коробкой в руках, и Фрэнк его спросил, что там. «Это мой подарок тебе» - ответил друг. Открывает коробку, достает шляпу, надевает и идет... Я не знаю, правдива ли эта история...Я эту фотографию считаю шедевром. Она многократно публиковалась. Когда слышишь такую историю, ну как не включить эту работу в выставку?»

«Дженни Вогел пересекла Россию на поезде и где-то в Сургуте попала ночью на кладбище, где разразился гром, рухнуло дерево, чуть ее не убив, благо нашелся местный кладбищенский служащий - успокоил, напоил водкой, но... это не имеет отношения к представленной ею на выставку серии» Безусловно, имеет, ибо снятые встроенной в камерой сидящие перед компьютером люди (нонсенс для фото-профи, потому что уже - плакат!) оказываются одной из самых сильных на The Face.

«Мои проекты можно назвать «садом расходящихся тропок», а не концептуальной выставкой, он связан с накоплением какой-то базы контактов, которая постоянно расширяется»,  - объясняет Мартынов, а я ловлю себя на мысли, что одна из таких «тропок» могла привести и к Мирославу Тихому (его обширная ретроспектива сейчас тоже в Москве). И не столько в погоне за новыми технологиями и языками, сколько в поисках ощутимой и ценной для него связи «следа и ноги». Как-то японский видеохудожник Риочи Курокава признался мне, что не видит разницы между фото и видео. Похоже, но на свой лад, размышлял о реальности и снимке Порфирий Иванов от фотографии -  Тихий. Похоже и по-своему держит связь между художником и проектом куратор Мартынов.

«Я был в декабре в Токио в музее «Метрополитен», и там в проекте современной японской фотографии увидел работы Кена Китано, а потом так совпало, что он стал призером японского общества фотографии (выставка показывалась в Москве буквально две-три недели назад). Такие совпадения всегда к чему-то подталкивают. Я позвонил, а он сначала, как все маститые художники, отправил меня к своему агенту, на что я ему - слушай, дорогой, ты определись, ты хочешь или не хочешь, насколько это тебе самому интересно? И он согласился».

Точно такой же подход у Мартынова к претенциозным и дорогим московским площадкам: за аренду платить нечем, и он берет их на искренний и безвозмездный интерес.  До 10 марта выставка проходила в центре Artplay, где повезло и с дизайном («в глубинке хорошая развеска - редчайшее явление»).

В какой-то степени The Face фокусирует фестивальный формат, в котором Андрей Мартынов работает уже давно. С 2006 г проводится Новосибирский фото-фестиваль Different Dimention («Другое измерение»). «Может быть, это штамп, но задача таких проектов - цивилизационная: знакомство с технологиями, художественными ценностями, в частности, вкусом, который у нас, к сожалению, не слишком развит... Помню, в Новосибирске я курировал биеннале современной графики и предложил для состава жюри простое, логичное решение - пригласить серьезных экспертов из каждой представленной страны (человека с Востока - по восточной графике и т.д.)  Но стоило мне уехать, как на экспертах «сэкономили» и из биеннале сделали триеннале. Ну скажите, если есть хороший асфальт, зачем туда добавлять лошадиное дерьмо? Экспертный совет надо закладывать в устав! А еще знаете, что нас отличает от развитых стран? Если там начался проект, он продолжается. Все эти рекреационные зоны - они не умирают, назад, к разрухе дороги нет, а у нас, наоборот, каждый раз непонятно, что впереди». 

Магнитики - из Канады, с печатью помогают японцы, из посольств то и дело поступают какие-то предложения - в мобильном The Face Мартынова сейчас больше иностранцев, чем «наших». Но  куратор открыт, но принципиально работает только с тем, что интересно ему лично. В окружении не столь многочисленных даже для столицы официальных и неофициальных проектов The Face видится ДНК арт-фотографии - со всеми радостями и проблемами. В ДНК - жизнь: в апреле в Екатеринбурге откроется подготовленная для майского Новосибирска выставка Роджера Баллена, туда же в Новосибирск Алмонд Чу привезет 10 художников из Гон-Конга. Впереди - очередная версия Different Dimention в Сибири и за границей - The Face.