Вот граница! | Репортажи

В слове «граница» есть что-то наркотическое, ноздрирасширяющее. Фестваль «Арх-Стояние» вот уже второй сезон собирает с темы немалые дивиденды. Я не о деньгах, а о глубоко западающих ощущениях.

«Арх-Стояние», что на реке Угре в деревне Николо-Ленивец ( http://www.arch.stoyanie.ru/) - набирающий обороты, спонсоров и кураторов фестиваль ландшафтной архитектуры. Материалы - натуральные - лес, шишки да прутья (либо привезенные, либо списанные как сухостой) Цикл жизни - естественный (объектам предоставлена полная свобода гнить, опадать, гореть и разворовываться с последующим возрождением в совершенно ином виде). Среда - природная (высокий берег Угры, заброшенная, но еще крепкая церквушка, деревенька, где несколько лет назад обосновались дачниками сами художники). Рабочая сила - местная, и это - одна из отличительных черт нашего русского кластера. Ибо когда деревенские мужики не строят арт-объекты, они ... ничего не делают вообще.

Чем был интересен рекламисту сегодняшний, весенний фестиваль, помимо своей уже раскрученной феноменальности?

Безусловно, темой. Тема «Граница» была заявлена еще летом, и оказалась настолько широка и органична, что забрала под себя все - и искусство, и природу, и менеджмент с маркетингом. И даже нас самих, пока мы пребывали в «Ленивце», граница несколько раз хорошенько перепахала.

На «Архстоянии» стоит появляться периодически. Не только затем, чтобы убедиться, что «Шишкин дом», построенный голландцами летом, и российский бастионище-долгострой из ивовых прутьев, пронзительно пахнувшие хвоей и травой, начали подгнивать, что столбы с аллеи на символической «Границе империи» из желтых сделались графично-серыми, а вместо моста в никуда у церкви лежит и смотрит вникуда ворох ивняка. В «Николо-Ленивце», как в любой уважающей себя провинции, небо меняет цвет каждые полчаса, что входит в обязательную программу фестиваля и еще глубже впечатывает перемены в зрительский мозг.

Летом не было и экскурсоводов - лишь кураторы доверительно беседовали с любимыми критиками. Теперь же к посетителям приставлен отряд из бойко-щебечущих девчушек, торопливо (чтобы не замерзли ноги) и обильно (чтобы не застыл язык) цитирующих упомянутых критиков. «Апроприация», «конструктивность» и «функциональность» смотрятся в девственных кущах как колючая проволока. Но все работает на проект: граница - это язык, цивилизация, твердая и неподатливая «Ц». Пока я думаю, как бы эдак повежливей слинять, мой 12-летний сынуля уже кидает ватник и ловко преодолевает «колючку»: «Современное искусство, - говорит он мне - это слияние с природой посредством гармонии случайного. Котлету дай».

«Граница» по-ленивецки означает, что она одновременно где-то там и где-то тут. Она условна, но присутствует всегда, так уж устроен человек. Природа лишь мнется и гнется под ограничивающим взором, словом, руками.

Среди новых проектов «Арх-Стояния» - «Дом над лесом» Анны Щетининой. Замысливался проект так: влезаешь на один такой скворечник и увидишь вдали другой. А с того - третий и так далее. Все домики - разные. «Прозрачный лес один чернеет». А влезши на ивовый «Маяк» на берегу, можно сравнить Угру и Лес. Перепад высот и равнину. Стратегически расслабиться и воспарить мыслью над древом. Интересно, как рассматривают нас, маленьких человечков, мерседесы и мобильники с билбордов и крыш?

У церкви - Саврасовская идиллия: прилетели и расселись по кладбищу черные деревянные грачи. Промо-акция «Погладь грача, он прилетел!» прошла успешно.

Масленица - хороший повод провести границу по живому, по горячему, по горящему.

Две избушки-базилики Александра-Константинова: одна - приветливым фонариком, со свечкой - маячок в темном лесу. Другая - пожар, а граница ощущается где-то в районе ушей. Кажется, в какой-то латиноамериканской рекламе на холодильнике жарилась яичница...

Куклу, однако, тоже жгли. То ли в качестве акта гражданского самосознания (в Москве не жгли), то ли расширения темы для. И тут граница пролегла особенно резко. И не потому, что не было блинов. Уж не знаю, что подвигло художников на сей отчаянный акт, но поле, к ларькам с самогоном и огурцами подъехал автобусик с мегафоном, фанерой и пляшущими человечками под каким-то мутным названием вроде «хай фай». Ровно пять минут нам было отведено на слушание тишины, созерцание ландшафта и посещение свежевыструганного заведения, а потом загремели «яблоки на снегу» и множество замерзших в разных житейских катаклизмах роз с беззащитными, как водится, шипами.

Я помню, пару лет назад, когда осмелилась слепить нетрадиционного снеговика (точнее панковскую снеговичку) возле театра Вахтангова, мне было сказано, что Коля Полисский - автор проекта и главный Никололенивец - будет сердиться, так как все задумывалось традиционно, с морковкой и ведром...Может быть, художникам пришлось выбирать между Николаевым и Кадышевой? А, может быть, это мы зажились «на переломе», и проворонили момент, когда попса девяностых превратилась в фольклор? Зато заблудиться с этим музоном было невозможно, это точно.

Но, скорее всего, автобусик был обычной «дуркой» для удержания народа, потому что как только стемнело, задымилась Жар-Птица уже упомянутого Николая Полисского. Заиграл не гимн CCCР или "Боже, царя храни", как можно было предполагать, глядя на двуглавый самовар, а Вагнер с Чайковским в обработке Сергея Загния, и пошла-поехала разгораться буржуйкой хрестоматийная европейская классика. Имперский птиц был кем угодно, но не орлом, не петухом и не уродом. Он не смеялся. Не пропагандировал, не попсил. Он ликовал, Точнее, она - Птица-Императрица, Ряба, Избушка на курьих ножках, Печка, Расея, одним словом.

Она плясала, являясь, как к перемене блюд, в разных огнях, тенях и мелосах. Она грела нам лица и звала подойти и протянуть застывшие лапы. Ей было наплевать на «единого медведа». Потому что мы и без того все были «за» и голосовали аппаратами и мобильниками, пока не сели батарейки. А потом стояли и глазели просто так, чувствуя и не чувствуя, что кругом - чернота, что чай с бутербродами давно провалились в бездну желудка, что мы непременно замерзнем и заблудимся, и так и вышло, ведь в Ленивце лишним фонарем или там костром каким на стоянке никто не озабочен. Только границей.