Проект да любовь | Про дизайн

Проект да любовь Не было в СССР секса и не было дизайна - вот клише. А что до любви, методологии проектирования и опытных образцов, на то есть особое мнение Алены Сокольниковой, куратора выставки «Советский дизайн 50-х-80-х».

Выставка открыта в Манеже и вместе с ней открывается первый в России музей дизайна. Пока без стационарной площадки, зато с передвижным автобусом и обширными планами. Смотрим выставку, беседуем с куратором.

Из 8 музеев, 15 частных коллекций, из дома, от родителей, от друзей - отовсюду. Но проблема в том, что советский дизайн таковым не воспринимался, и вещи не только с легкостью выбрасывались, но и просто уничтожались. То, что было в каждом доме и считалось классикой, оказалось, трудно найти в хорошем состоянии. Культуры оценки этих вещей как продукта дизайнерской, проектной работы, не было.

В хранилище еще две трети осталось. Мы сделали серьезную «прочистку», чтобы показать: мы - не барахолка и не исторический музей. В экспозиции четко идет связка экспоната с дизайнером-разработчиком. Многих вы увидите в видео-интервью. Плюс - макеты, поисковые модели, чертежи. Прототипы нереализованных дизайнов вообще занимают здесь важное место: микроволновка, слуховой аппарат, проигрыватели, фототехника, эскизы к упаковочным этикеткам... Все это - сложная ручная работа.

Нашей задачей было вырвать эти вещи из контекста, чтобы изменить их восприятие. Многие поторопились упрекнуть выставку в ностальгии, но суть не в том, чтобы вернуть людей в прошлое. Такой небольшой, яркой, открытой для разной аудитории экспозицией мы начинаем диалог на очень серьезные и сложные вопросы, касающиеся советского дизайна и его переосмысления. Нас спрашивают: а где любимая всеми «стенка»? - Отвечаем: в проектных фотографиях, не более, так как роль «стенки» как объекта дизайна, невелика. Нам интереснее было рассмотреть какие- то оригинальные модели мебели, сделанные по заказу, в единственном экземпляре, но именно в те года. Нам было важно взять из повседневности все самое лучшее, совсем как при переезде на другую квартиру.

Лично мне безумно обидно за некоторые объекты, но я себя успокаиваю тем, что выставка - первая, и на ней мы понемножку рассказали обо всем: и о быте, и о спорте, и о моде, и о детстве, и о музыке, и об автомобилях... Каждая из этих тем может быть развернута в отдельный проект. Так что перед вами - заявка на большой проект. С другой стороны, мы постарались создать целостное, легкое впечатление и развенчать миф о том, что дизайна в Советском союзе, как и секса, не было. Повторюсь: очень многое создавалось за стенами заводов и не покидало их из-за трудностей внедрения в производство. У нас была очень сильная концептуальная школа, которая входила в противоречие с плановой экономикой: внедряли только то, что облегчало этот план, а не жизнь людей. Было сложно подвигнуть руководство заводов к выпуску чего-то принципиально и функционально нового, если это не было связано с военными или космическими технологиями. Вот почему так хорошо развивалось то, что требовало высоких технологий: фототехника и часовое производство.

К производству бытовых предметов такого интереса не было. В условиях жесткого дефицита, например, в 70-х годах, не было задачи радикально улучшать внешний вид изделия. Но концептуальная школа развивалась достаточно мощно, и не в сфере новой упаковки, а в сфере эргономики, удобства для человека и методологии дизайна. Именно методы проектирования дизайна (при слабости реализации) стали важной заслугой советской дизайнерской школы. Такой методологии на Западе не было. А от нашего «Черного Квадрата» и конструктивизма питалась вся Европа, вот и в дизайне была такая душа, не обретшая тела. И вот, воскрешая все эти опытные образцы, мы хотим показать, какие существовали в СССР грандиозные идеи, пусть и на бумаге. И, конечно, показать баланс между вещами, которые знает и помнит каждый, выросший здесь, и тем, что он не видел.

Когда я была маленькой, папа, чтобы не скучать по дороге в сад (ему, разумеется, не скучать), научил меня различать марки машин и самолетов. Но такую машину вижу впервые.

Это такси, разработанное ВНИИТЭ. Широкая дверь, куда помещалась коляска с ребенком, низкая посадка. Было создано всего два экспериментальных образца. Из США поступала просьба продать - не продали.

А вот этот «Крокодил Гена», как его называли, существует в единственном экземпляре. Его не пустили в производство - выглядел слишком «седанисто», буржуазно.

От семейного такси такое же потрясение, как от микроволновки.

И от катера-вездехода, и от снегохода, и от школьной ЭВМ. Спрос на эти вещи был, модели были разработаны, но в производство так и не пошли.

Зато производственной эргономике, наверное, повезло больше?

Разумеется, все, что повышало производительность труда, старались внедрять. На заводах были свои конструкторские бюро, которые подчинялись ВНИИТЭ. Но с 50-х годов до конца 60-х промышленность была ориентирована на восстановление тяжелой индустрии - станков, космического оборудования. И у нас была с самого начала неправильная ситуация с промышленным дизайном. Если на Западе он изначально решал вопросы комфорта отдельного человека, то у нас решались задачи массового производства. Отсюда разрыв между мощнейшими и точнейшими разработками на высоком уровне и таким дизайном страшных бытовых предметов, которые постоянно ломались.

Значит, счастье дизайнера было в том, как выглядит станок?

Именно! Мы сейчас готовим электронную библиотеку, где будет размещен советский ежемесячный журнал «Техническая эстетика». Там как раз и публиковались все новинки по улучшению рабочей среды. Например, по компановочным схемам, цветовым схемам... Кстати, ВНИИТЭ сейчас, хоть и дышит на ладан, готово делиться накопленным за многие годы опытом, учить студентов - только приходи.

Вот, кстати, гидрокопировальный станок. Он был закуплен итальянцами. Дело было так: Юрий Борисович Соловьев предложил итальянцам разработать станок, а те испугались советского дизайна. Не понравится, не заплатите, предложил он, а понравится, будете покупать по полной европейской стоимости, в валюте (тогда это было очень прибыльно). И действительно, у нас покупали станки, часы и фототехнику.

Станки - отдельная история, сложная в экспонировании, так как множество объектов существует лишь в старых блеклых фотографиях. Без специальной подготовки такую выставку будет достаточно трудно смотреть. Поэтому мы и ищем, чем облегчить экспозицию, сделать ее доступной для обычной публики. Но компромисс осторожный. Ведь 90% всех сегодняшних выставок дизайна - это всевозможные «приколы». А мы ведем научную работу (к этой выставке готовится двуязычный каталог с 6 статьями) и хотим приучить публику к другому восприятию дизайна - функционально-эстетическому.

В Европе музеи дизайна существуют давно, и именно с такими задачами.

Да, у нас много экспонатов оттуда, мы с ними летом будем делать передвижную выставку. Но там свой акцент на технической составляющей, а у нас - на проектной. Нам интересна именно методика создания вещи, человек, который стоит за ней. В Политехническом музее сбылась мечта моего детства - я попала, наконец, в хранилище, это была просто фантастика. Но не менее важны личные встречи с дизайнерами, вот почему мы поторопились снять столько интервью. Все эти люди уже в возрасте, и вместе с ними постепенно уходит целый пласт информации, который невосстановим вообще.

Не говоря уже о том, что патентные образцы ранее 1965 года не имели авторства и принадлежали заводу. В половине случаев документы сто лет как потеряны, да и завода уже нет. Приходится разговаривать с теми, кто помнит, верить на слово. С графическим дизайном дело обстоит еще хуже. Ни в одном патенте, ни в одном товарном знаке не указан автор. «Аленку» до сих пор печатают миллионным тиражом, а художники ни копейки не могут отсудить.

В стране промышленная графика не ценилась, ее даже не было в международного объединения промышленных дизайнеров ICOGRADA, хотя наш соотечественник - Юрий Борисович Соловьев был президентом ICSID . Промышленная графика - плакат, фирменный стиль, упаковка и так далее - была в подчинении у «художников книги», как их тогда называли, и не входила в международные ассоциации. Отсюда такой отрыв от европейского графического дизайна, за исключением нескольких сильных мастеров. История вопроса полна белых пятен, например, никому не известно имя замечательного художника, тончайшего каллиграфа Андрея Дионисьевича Крюкова. Жаль, что мне в эту выставку не удалось вставить главу об отделе наборных шрифтов «Полиграфмаша».

Зато, наверное, запланированы встречи с мастерами?

Естественно. С восемью музеями мы с самого начала обсуждали возможность устроить в рамках выставки вечера встреч с дизайнерами - в лекционном зале «Манежа». Выставка продлится два месяца. На этой неделе составляем план. Будет и детская программа, и путеводитель.

P.S. Что ж, хорошее начинание, хорошие решения - записать интервью и восстановить макеты. Стоит взглянуть и на публику - здесь и дети, и студенты, и пожилые конструкторы и, что интересно, инженеры, страстно и возмущенно, будто в годы перестройки, выдающие то, чем более всего сейчас заняты кураторы выставки - где, на каких чердаках и в каких чуланах еще можно «отрыть» чудеса нашей дизайнерской мысли, когда и куда было выброшено то или иное сокровище. Но лучше поздно, чем никогда, и желание раскопать, сохранить и изучить советский дизайн и велико, и похвально.

Да и, кстати, поностальгировать неплохо. И знаете, не по старому родительскому холодильнику, хотя «ЗИС-Москва» до сих пор пыхтит и щелкает железной своей резиной. Не по игрушкам, соковыжималкам да сифонам. А вот как раз по этим космическим протоформам, по этим, по таинственно-символическим жестам, по сдержанно-оптимистичной цветовой гамме, по вселенской идее, которое бытовая утварь, как затрепанная книжка братьев Стругацких, хранит с достоинством реликвария. Думаю именно в этом и состояло завещание советского дизайна потребителю, когда он говорил, что проект может быть доработан на месте.