Бренд места

Какая, в сущности, разница, что за промзону осваивает современный арт? – Оказывается, руина руине рознь! С 14 по 22 апреля на пандусе "Дома-коммуны переходного периода" архитектора Ивана Николаева, что по улице Орджоникидзе, отгремел фестиваль PANDUS

Пандус – бегущая вверх спираль, соединяющая два корпуса студенческого общежития, построенного в 1928 -1930 годах в традициях Ле Корбюзье. В жилом корпусе уже давно свищет ветер, и лишь в санитарном ютятся конторки да семьи нынешней "лимиты". В будни вокруг Пандуса снует деловая толпа, по выходным он подвергается молчаливому выветриванию. И вот дождавшись своего Пана, мощная акустика, закоулистые стены и петляющая сцена освоены одноименным фестивалем.

Во многом благодаря архитектурному контексту, Pandus оказался в оппозиции к прошедшему недавно в погребах Винзавода выставочному проекту "Верю", ударив горловым пением по благовесту, камерностью – по гигантомании, юродством – по скоморошеству. В хозяйских ледниках – зябко и весело, на бесхозном Пандусе – таинственно и жутко. В широких Погребах есть, где развернуться пышному Продукту, на узком Пандусе - место звука, жеста, мутации. На Винзаводе ремонт-аренда - полным ходом (открытие мощного арт-кластера), на Пандусе – отпевание шедевра конструктивизма. Под Сводами – культовые фигуры московского арта, на Пандусе – смесь жанров и поколений: камерный ансамбль ARCO и фри-джазист Сергей Летов, куклы Веры Сажиной и Васильевский театр Буто, мэтры фотографии вроде Николая Кулебякина и Франциско Инфанте и молодые художники – Наталья Шишова, Евгения Емец… знатный "заумник" Виноградов и никому не известная Наталья Малетина. На "Верю" была брошена армия рабочих, в "коммуне" то и дело скaндалили администрация и проводка, и Герман Виноградов, устав ковыряться в завывающих железках, вдруг выдавал отчаянно-архаичное "Ну что же, низкий всем поклон!"

Как бы ни разнились "социальные заказы", кураторы и художники, концепция и ход этих событий все-таки сильно зависели от места. Действительно, и в Погребах, и на Пандусе были работы сильные и слабые, удачно и неудачно вписанные в контекст. Но стоило спросить художников, что здесь самого-самого – и Дмитрий Александрович Пригов (у него на проекте "Верю" стоял целый экскаватор), и Николай Кулебякин (На "Пандусе" были представлены его натюрморты) сходились в одном: необычное, место поглощало все внимание публики и управляло экспозицией.

О непростых взаимоотношениях художника и дома-коммуны беседуем с идеологом "Пандуса", одним из создателей театра тибетской музыки PURBA, Святославом Пономаревым. Его мастерская, кстати, находится здесь.

Как родилась идея "Пандуса"?

Когда я первый раз попал сюда, я что-то сразу крикнул и понял: в этой потрясающей акустике я обязательно что-нибудь сделаю! Второй мыслью было: ага, вот еще один объект, который разрушится, как только я уберу отсюда свою мастерскую. И только третья мысль была – о пафосе постройки. При всей страсти к "прайвиси", людей всегда тянет к "коммунизму", будь то монастырь, ашрам или колхоз… Но четыре квадратных метра на ночь (при стеклянных дверях!) и полная публичность днем (от столовки до уборной) – это настоящий вызов художнику!

Что ж, эгоизма вашим артистам не занимать. Глядя на то, как от души "камлает" Вера Сажина, или "шаманит" Герман Виноградов, можно было подумать, что зритель им вовсе не нужен. Даже музыканты из ARCO, оказавшись на полупустом пандусе, заявили, что рады играть сами для себя…

Видите ли, Пандус функционально бесполезен, чистая идеология. Но ведь и искусство никому не принадлежит! Еще одно название фестиваля "Невидимое "Я" дома-коммуны". Его остро почувствовали и артисты, и зрители, так что поиграть в одиночку ARCO не удалось.

Невидимое "Я" - это акустика?

Прежде всего, это мотив: свобода от "кухонного рабства" обернулась гигантской тюрьмой. Но разве это не воспитывает волю? Акустика же здесь действительно уникальная: перила помогают звуку восходить снизу вверх, так что наверху он громче.

В первый день внизу звучал Перголези, а вверху – электронный шум. Как так вышло?

Мы расположили пару – Артемия Артемьева с видеоинсталляцией и Даниила Томилова с диджейской установкой. Я бегал вверх-вниз с телефоном. Чего-то добавлял, чего-то убирал, и в конце дня электроника победила классику. В сочетании с лазером Евгении Емец это было одним из интереснейших моментов фестиваля.

А как вам получилось встроиться в игру камерного оркестра с тибетским дунченом?

На самом деле мы лишь чуть-чуть "соприкоснулись лбами" и поняли, что это не больно, а приятно и даже продуктивно. Дело в том, что европейская музыка, в том виде, в котором она существует сейчас, служит развлечением для интеллектуалов. Она абстрактна и потому неполноценна. А восточная музыка – ритуальна, и именно поэтому никого не обслуживает. Это даже не музыка, а… звукоизвлечение, которое возникает, когда хочется разорвать связи с бытом и углубиться в бытие. Для меня в этом смысле тибетскская традиция - музыка "общего знаменателя". Когда над чертой - единица, а под чертой – бесконечность, вмещающая все мыслимые вариации. Я предложил попытаться извлечь из европейского оркестра некий единый, сакральный звук, и музыканты согласились!

Что удалось извлечь из "Пандуса"?

Мы будто оттянули толстую, задубевшую струну, и она загудела. Пандус похож на Стоунхендж, это место силы. Молекула ДНК, матрица, структурирующая время и пространство. Он еще и треугольной формы, что очень редко… Кроме того, нам у далось пробить дыру в представлении о том, что современное искусство ангажировано и и проплачено. На фестивале встретились и поняли друг друга художники разных поколений. Большинство зрителей составляла молодежь из художественных и музыкальных вузов. Не было ни одной банки пива, никакой марихуаны. Было вдохновенное и теплое общение, которое помогло выстроить сложнейшую экспозицию и создать атмосферу.

Выстроить экспозицию? Расшифруйте…

В отличие от обычных фестивалей, экспозиция и перформансы демонстрировались у нас одновременно. Все это микшировалось и связывалось, давая каждый раз непредсказуемый эффект.

У вас и в экспозиции – одни мутанты: то вдруг летописная миниатюра обернется телесным жестом, то из подмышки выползет улитка, а то живой и радостный перформер вдруг, спустившись вниз, "умрет"… Какие-то работы были выполнены специально для "Пандуса"?

Да, безусловно. У Дарьи Суровцевой, например, вышли замечательные органические структуры, распятые в решетках на тонких нитях. Очень точный образ фестиваля, по-моему… На фоне треугольных фото Северина сыграл камерный оркестр. Аня Желудь усыпала одну из лестниц глиняными человечками…

Почему вы пригласили на Пандус "васильевцев"?

Эти артисты любят новые пространства и, как показал фестиваль, способны адаптироваться, где угодно. Хочется не только сказать спасибо, но и поздравить ребят из лаборатории Буто.

"Огненных людей" из Liquid Theatre, я слышала, не пустили пожарные?

Да, и свечки велели задуть: в материале, из которого построен дом, оказывается, присутствует торф. Дом-коммуна взрывоопасен во всех смыслах.

Что же все-таки стоит делать – строить "пандусы" или разрушать их?

Что бы мы ни делали, необходима инициатива снизу, органика жизни. Дом-коммуна – не "бронзовое" здание, вот и фестиваль мы сделали втроем с Ириной Чмыревой и Женей Емец, что называется, на одном дыхании. Не стоит воспринимать его как "знаковое событие", скорее как грозу или насморк. В 2000 году мы приглашали в Москву тибетцев, и они в течение двух недель построили сложнейшую Мандалу, а потом смели ее в несколько движений. Все спрашивали: "Зачем? А давайте ее лачком покроем?" Это наша, европейская, привычка цепляться за все. Дурная привычка.

В последний день фестиваля был показан фильм о том, как деревенские мужики рвут огромную репродукцию Ивановского "Явления Христа народу". Это надо расценивать по-тибетски?

"Явление Христа и народ" - отдельная история. По дороге на дачу я долгие годы проезжал мимо "потемкинской деревни" брежневских времен…Все это потихоньку разрушалось, а я снимал. Фотографии увидела режиссер Нина Шорина и загорелась делать в этих руинах фильм про Ницше. Для съемки одного из эпизодов на стену и была наклеена громадная репродукция Иванова. Помогали, между прочим, человек 20 местных. Мы уехали, а картину постигла та же участь. Зачем ее разорвали на куски – для меня загадка. Поражает сама иррациональность жеста. Разрушительная сила Шивы, если хотите.

Подобная свободной воле художника?

Нет, конечно, художник – не разрушитель. Но знаете, я бы не стал реконструировать дом-коммуну. Многое сейчас утрачено из-за внутренних переделок. Сам Николаев несколько раз видоизменял проект. Я бы дал дому величественно разрушиться, как римскому Колизею…